Каждый сам себе дурак - [10]
Парни долго не ехали. Запарился я их ждать. А вокруг «чужие». Веселые, радостные, глупые. Шастают или сидят по парочкам, воркуют, значит. И я сижу, довольный собой и зоопарком. И так захорошело мне, так интересно стало на «чужих» смотреть, что вмиг расхотелось ехать куда-либо. Вот если б сразу где-нибудь далеко-далеко, высоко-высоко мне бы наобещали полный короб успеха и небо в алмазах, я бы ради интереса поехал. А так… Сейчас здесь было лучше.
А официантка наша разлюбезная, подстилка литовская, все норовила шестерить перед теми, кто больше заказывал по прайсам. Ясно, монеты — это и в Южной Америке монеты. Впрочем, денежка-то — вещь приятненькая, и любой, ясно, последними зубами перегрызет глотку за определенную сумму. Это уж без всяких сомнений.
Тут пацаны подъехали все же. Сели, по децелкам пожрали они. Олег, прискотинившийся когда-то сюда с Верхней Волги, и говорит:
— Что ж? Покамали! В пока еще несколько нашем филиале «Амок-банка» последних деньжат забрать надобно. Значит, поедем и заберем. Если прокатит, то даже, может, и чеки обнальнем. Если получится, конечно, понимаешь?
Я, понятное дело, снова все понимал. А остальные салат недоверчиво доедали. Зимний, кажется. В этом дерьмовом кафе всегда хрен определишь, что тебе подсунули.
— Да не катит, — отвечаю неохотно после паузы и вру: — Сейчас никуда не поеду. Здесь в кафе надо еще посидеть. Людей дождаться, себя показать.
— Как хочешь. Дело твое. Но на свой кэшок тогда и не рассчитывай. Даже не мечтай и роток не разевай. А как раз без тебя нам и лучше. Замучил ты на «желтых» в отходняшки падать постоянно. Делами надо заниматься и кефир пить.
А вообще, говорят, собирайся. Через неделю нас наконец ожидает волшебное сказочное путешествие. Чеки до конца оплатим, монеты до конца нароем да и в Северный Город рванем. Там, говорят, продолжать существование будем. Эрмитаж, говорят, Петропавловская крепость и Исаакиевский собор, понял? Здесь Море, там Море — какая разница? И еще Северная столица, говорят, и история. Немереное поле для деловой активности типа. Им там сидящий в Большом Городе на северном транзитняке какой-то Родион часть Васильевского острова на точняки наобещал взамен угнанных из Германии и перегоняемых в Центр тачек. Перебивают друг друга, радость у всех появилась и румянец на рылах засверкал. Мечтают, как в ночном клубе «Метро» будем виснуть, и норвежек, финок с эстонками все как один вдруг захотели. Эти задумки, конечно, были приятны для рассмотрения. А здесь, в Самом Западном Городе, считают, все кончено. Дела — дрянь. Но, как было видно, духом сами не падают.
Тут набрался я смелости и решился открыть им самое важное. Когда на что-то решаешься, нужно идти до упора. Чтоб ошметки во все стороны брызнули. Однако робею:
— Даже и не знаю я насчет Северного Города. В Большой Город я, наверное, поеду. Вот, зовут меня в Академию Философии. Я им написанную на могиле Канта работу «Шоковое столкновение «Я» и «чужих» — единственно возможный путь продолжения существования» послал. Они теперь там и рассматривают ее пристально. Надоело мне по монетам кочевряжиться. Может, умным где стану по случаю. А уезжать ведь все равно надо, верно?
Услышав название моей работы, парни, ошалев, притихли, и разве что рты не поразевали. А потом загалдели они, мол, дурак я, распоследний дурак, и что творить я там собираюсь, что бред несу и надо бы мне все доходчиво затемяшить. А потом сказали, давай, езжай, может, хоть там тебе брэйн вправят.
Тоже торопились они, как и Латин.
Тоже исчезли. И тоже зря.
Встретимся, мол.
Если принимаешь решение, прыгай сразу, авось дельная штука. Размышлять — себе хуже. Я уже и так напринимал по жизни столько неадекватных решений, что одним больше, одним меньше — невелика разница. Один пес — ловить было нечего.
Вокруг, как всегда, они. Искренние, доброжелательные, честные, добрые. Которые никогда ничего не поймут. Которые никогда не протрезвеют. Вот если б окончательно раскрылись египетские пирамиды, и фараоны, старые и мудрые, вылезли все объяснять… Вот это я понимаю!
А пока, видимо в ожидании появления фараонов, «чужие», как всегда, сидят за столиками. Они как всегда питаются. Они, как всегда, общаются. Когда-нибудь кончится праздник. Когда-нибудь кончится Лжизнь. Когда-нибудь наконец закончится все.
А они всё сидят. Они всё питаются. Они всё общаются.
За столиком рядом со мной обычная пара: молодая девчонка в лиловой кофточке с пятном от джема, и типичный левенький коммерок лет тридцати пяти. Абсолютно типичный. Заказывал он достаточно много. Конечно, официантка наша общая перед ним, как в раскадровочке, перемещалась. С этими было ясно. Девке в лиловой кофте было по вариантам здесь позиционироваться, ему после жратвы — подергать ее грудак и щеленку в уборной комнате, а потом отшиться на распасах. Завтра он опять будет жрать свинину в том же кабаке, где и семь лет назад, а она голосовать на Бульваре. Может быть, все и не так сложно. Он умрет от обжорства. Она лет через восемь, на очевидных клинах, которые проявятся при понимании, что никому уже не нужна. А время будет сверху петь: «Солнышко-солнышко, люди-люди, добро да любовь, тайм нас рассудит». И тоже, может, тогда все откинемся без лишних терок и депрессняков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.