Каждый сам себе дурак - [12]

Я хаваю взглядом печатные знаки из свежей газетенки. Понимаю с большими напрягами. Видимо, это опингвинение.

Я включаю ящик. В ящике толпа. Чему-то радуются, кричат и рукоплещут. Ведущий, неприятный такой, с рожей, с усами, с руками — все вроде на месте — в «Поле Чудес» буратин запускает, спрашивает, задает вопросы, лысый умница в зеленой рубашке победоносно отвечает. Он ответил правильно, все ловят неслабый приход. Ему место в Сорбонне или, на крайняк, в Академии Наук. Умнице выносят приз: бочку варенья и ящик печенья. Это от спонсоров… Но это уже не Плохиш… Это уже сам Кибальчиш бросается наземь… благодарит… лопочет… целует ноги, крестик и шины тачки в студии… Бочка с вареньем падает на стол, лопается, разлетается ящик с печеньем… Кибальчиш кидается и кричит: «Мой приз!»… залезает на стол… начинает есть… остальные сыплются со своих сидений… бегут… раздаются норманнские боевые кличи… Все в варенье и крошках… смуглый азиат хватает кого-то за ногу… Довольные айзера… парнишка лет четырнадцати крутит над головой Останкинскую башню… лопаются узорчатые витражи и барабанные перепонки… В зал врываются легавые…

Но что это меня снова переклинивает-то? Бр-р-р! И к окну. Там, слава ангелам, все как обычно. Обычные люди. Обычный магазин. Около шопа бабка с котомкой. Она остановилась и пересчитала мелочь. Она уже ни во что не верила. Она уже все поняла.

Отшвыриваю дистанционочку — пора окончательно приходить в себя. Начинаю подзваниваться. Латина, ясное дело, нет. Да я его и не ожидал услышать. Латин исчез даже с мобильника с той поры, как ко мне заезжал. Болтали, что он в Испании, но я думаю он в Уральском Городе. У Латина в Уральском Городе какая-то девка лет с семнадцати. Он часто исчезал и летел к ней. Доставлял ей монеты, конфеты, любовь и полный пакет вранья. Латин когда-то жил там, до всех расчудесных перемен. А там всего два выхода, наверно, и до сих пор: либо на Уралмашевский завод идти ишачить, прозябать по полной, либо башни кому компостировать. Латин — образный кренделек, он любит путешествовать. Он любит туман, скалы и южные ветра. Но пока Латин нелепо бьется об улицы, кабаки и дешевые вечеринки. Латин пересекает финиш, как стайер, он еще по инерции бежит, непонимающе озираясь. Он бежит тяжело. Он бежит со всхрипами. Но все равно на что-то надеясь. А в это время над его головой распускаются красные бутоны тюльпанов.

Что ж. Я звоню всем остальным.

А никого нет.

Наплевать? А мне что тогда делать?

Наверное, эти гады сняли те евры вчерашние и на рас-кураж подвыдвинулись. Уж что-что, а это они хорошо умеют. Теперь я их в лучшем случае дня три не найду. Если это так, то я, ясен пес, много теряю. Зябнуть буду тут, как дурень кромешный, а другие потом травить будут, разматывать про полные раскуражи неслабейшие. В «Ольштыне» там или на побережье.

Дальше пью кофе и расстраиваюсь. А чего задумываться особо? Пока в молодняке колготишься, грамотно хоть какой-то хэпинесс на разводках оттяпать. Потом-то, болтают во всех источниках, в тридцатник, чапать к радости по позднякам.

Здесь у меня неприятно засвербило на самом глубоком донышке душонки, под ложечкой засосало, отчаяние некоторое мерцающее вдалеке обозначилось, и зябкий страх закарабкался по полушариям.

Ладно, прыгаю в тачку, еду к Эру. Эр, в принципе, был неплохим парнем. Раньше он на легавеньких несколько годков заморачивался в шестом управлении. А теперь в западном филиале «Амок-банка» в службе безопасности суетился. Но сливняки он продолжал за монеты по леговским каналам раскатывать. Позже его вышвырнут уже отовсюду. Какое-то время он будет непонимающе барахтаться, жаловаться, у кого-то что-то просить. А потом дозняк лихой себе присунет и в дамки. Но пока у него все было ОК по тематике.

Приехал, короче, к Эру в банк. Позвонил с проходной по внутреннему, а эта сволочь мажется. Мол, не могу выйти. Обидканулся я, понятное дело. Нехорошо поступает, думаю. И тут же решил подрасспросить его, не затеял ли он положить конец нашему столь трогательному сотрудничеству. Тогда ему тоже кэшок не светит. Нашлось тоже, думаю, чудо в перьях на коньках. Пусть думает себе что хочет.

Ладно, дожидаюсь его терпеливо внизу в тачке. А этот милый дружок так быстренько выпрыгивает и в упор меня не замечает. Не знает меня типа того. Тут уж я злиться начал. Мне-то что, грузиться теперь по полной?

Выхода нет.

Зову, подбегаю, затаскиваю в кар.

— Хай! — говорю. — Ну что, как дела? Какие новости?

— А ты будешь лепить, что сам не знаешь? Докувыркались, голубчики. Как дела?! Какие новости? Это я у тебя хотел сам спросить. Нет больше никаких дел! Допрыгались, идиоты! А ты еще не вляпался? Теперь уж точно кончилось все. И с чеками вашими и со всем остальным. Я даже пикнуть не успел… Закрыли придурков. Хитрый Олеженька только и свинтился. Не появляйся здесь больше и мне не звони. А лучше уезжай куда-нибудь поскорее. И чем дальше, тем лучше. Удивительно, что ты здесь, Северин. Впрочем, ты всегда был не в себе. Вот Латин по-моему раньше всех все понял. Убирайся из города! К чертям собачьим! В поселок Солнечное Далёко! В Антарктиду! И все. Пока. Удачи тебе и сказочного счастья в личной жизни.