Кайзеры - [36]

Осторожность и осмотрительность позволили Фердинанду в конце концов добиться поставленной цели — юридически узаконить переход престола в руки сына и таким образом дать новые личные ориентиры не только своей династии, но и империи. После того, как 8 сентября 1563 года Максимилиан возложил на себя корону Венгрии, а 7 февраля 1564 года формально присягнул папе, вопрос о последующем восхождении 37-летнего Габсбурга на императорский престол был фактически решен и все процедуры передачи власти были урегулированы.

РАЗДЕЛ НАСЛЕДСТВЕННЫХ ЗЕМЕЛЬ КАК ИНСТРУМЕНТ ПОЛИТИКИ ГАБСБУРГОВ

После смерти императора Фердинанда в руки Максимилиана II перешла лишь часть наследственных земель Габсбургов: Верхняя и Нижняя Австрия, Богемия и Венгрия с резиденцией в Вене. По праву главы семьи Фердинанд в 1554 году произвел раздел владений, наделив ими всех сыновей: эрцгерцог Фердинанд (И) получил Тироль, Переднюю Австрию, Эльзас и Зундгау, Брайсгау и Австрийскую Швабию, в то время как эрцгерцогу Карлу досталась Средняя Австрия, Штирия, Кариития, Краина, Истрия и Фриули. Тенденция к разделению территорий к тому времени многократно проявила себя и в империи, например, в Саксонии, Гессене и Пфальце, так что в шагах императора Фердинанда по децентрализации власти в наследственных землях не было ничего необычного. Обеспечение младших сыновей в сочетании с финансовыми и религиозно-политическими мотивами сыграли здесь, скорее всего, главную роль.

Разделение наследственных земель привело, в различных формах, к усилению власти и к разнообразным последствиям в смысле имперской политики. Младшие братья Максимилиана получили резиденции в Инсбруке и Граце и превратились в самостоятельных территориальных князей. Будучи, в отличие от миролюбивого императора, ревностными католиками, они стали проводниками контрреформации. Опираясь на свою мощную базу в Тироле, эрцгерцог Фердинанд находился в непосредственной конфронтации с разнообразными конфессиональными течениями в империи. Обладая густой сетью личных связей и юридически оформленной клиентелой, он олицетворял собой присутствие Австрии в Южной Германии и Верхней Швабии и составлял конкуренцию Баварии. Максимилиан, сидя в Вене, ощущал себя отодвинутым на периферию событий, так как владения инсбрукского брата представляли собой мощный барьер, затруднявший императору прямой доступ к землям Передней Австрии и в империю.

Несмотря на всю династическую солидарность эрцгерцога, из Вены должна была открываться совершенно иная политическая картина, нежели из Инсбрука или из Граца. За счет этого у братьев возникали не только различные политические оценки острой конфессиональной проблематики, которая по-прежнему угрожала нарушить территориальный порядок в империи, но и различные концепции практических действий. Династический вектор, с 1526 года устремленный на юго-восток, в 1564 году усилился, и существенно возросло значение оси между Веной и Прагой, которая все более выкристаллизовывалась в период правления Максимилиана. Двор нового императора был открыт для протестантского дворянства наследственных земель и всей империи. Этот двор формировался в Вене, по нередко переезжал в Прагу — в старой богемской резиденции люксембургских императоров Максимилиан чувствовал себя ближе к событиям в империи, так что такое положение начало складываться до периода правления Рудольфа II. Информированность императора о событиях в империи и его влияние на эти события решающим образом зависели от географической и политической топографии его резиденций.

ИМПЕРАТОР РЕЛИГИОЗНОГО МИРА ПРОВАЛ

ПОЛИТИКИ ПРИМИРЕНИЯ КОНФЕССИЙ

Смена правителя в 1564 году не привела ни к кадровым изменениям в окружении императора, ни к изменению политической программы. Максимилиан вполне мог опереться на испытанных советников отца, среди которых на внутриимперской политике специализировались вице-канцлер империи Иоганн Ульрих Цазиус, Георг Зигмунд Зельд и Иоганн Баптист Вебер. В религиозных вопросах Максимилиан сохранил полную преемственность и продолжил курс, который иногда называют «компромиссным католицизмом» (Hopfen), что, пожалуй, не вполне соответствует действительности, поскольку в этом курсе присутствовала готовность не к догматическим, а, скорее всего, к функционально-политическим уступкам. Благодаря дружественному отношению к протестантам, император пользовался всеобщим уважением и симпатией, которым не мешали различия между конфессиями. Сотрудничество с поколением князей, на долю которых выпала роль гаранта Аугсбургского религиозного мира, и личные связи с ними позволили ему в значительной степени разрядить потенциал конфликтов, вызванных противоречивым толкованием заключительного послания императора рейхстагу 1555 года. Ни цитадели протестантизма — курфюршество Саксонское и Вюртемберг, ни католическая Бавария, получившие наибольшие выгоды от этого мира, не были заинтересованы в том, чтобы ставить под угрозу достигнутый status quo. Больше всего они были заинтересованы в прочном modus vivendi между императором и империей, который гарантировал бы успех территориальной консолидации и поддержание устойчивого конституционного порядка в империи. И прав был берлинский курфюрст Иоганн Георг Бранденбургский, который, вступив на престол в 1571 году, сказал, что «лучше поддерживать старое и ветхое здание империи, нежели полностью его разрушить» (Zeeden). Настроения «аугсбургских» князей в смысле лояльности империи и верности императору нельзя отделить от политики императора Максимилиана, в основе которой лежала религиозная терпимость: эти составляющие породили симбиоз, выгодный для обеих сторон, хотя явно наличествующая в империи потребность в интеграции не имела шансов на реализацию. Выполняя «тонкую подстройку» причудливого сочетания католических и протестантских князей, Максимилиан становился не только гарантом, по и практически интерпретатором религиозного мира. Так, например, в случае курфюршества Саксонского и Вюртемберга речь шла не столько о конфессиональных, сколько о территориальных конфликтах (спор альбертинской и эриестинской ветвей династии в Саксонии, вассальная зависимость Вюртемберга от Австрии).