Каторжный завод - [18]

Шрифт
Интервал

«Нет, ваше высокопревосходительство, — возразил Тирст мысленно, — сколько волка ни корми, он все в лес смотрит».

Далее генерал–губернатор внушал:

«…Прошу вас предупредить всех, до кого это касается. что рабочий всегда доволен своим положением, когда у него есть необходимая пища и одежда, когда он не изнурен работами, когда с ним обратятся кротко и взыскивают за вины со строгой справедливостью. Особо прошу обратить внимание на прпохочнвание рабочих к бракам и домоводству, каковые меры помогают сделать не только из служителя, но из ссыльнокаторжного трудолюбивого и полезного для него и казны человека…»

— Эх, ваше высокопревосходительство! — укоризненно вздохнул Тирст. — Да разве это люди…

У него даже отпало желание читать дальше. Но заметав строкою ниже знакомую фамилию, Тирст понял, что написанное далее имеет к нему прямое отношение.

«…Мною получено донесение о нахождении в бегах урядника первой статьи Якова Могуткина, состоявшего в должности надзирателя рудного двора вверенного вам завода. Подобный беспримерный случай нарушения присяг» служителем унтер–офицерского звания свидетельствует либо о крайнем небрежении вашем к подбору лиц, ведающих отдельными производствами завода, скорее же о весьма стеснительных условиях существования и чрезмерно строгом обращении с подчиненными. Прошу незамедлительно донести рапортом о причинах увеличения числа побегов за последние месяцы, особо объяснения ваши о причинах, побудивших к побегу урядника Могуткина…»

— Проклятый подпоручик! — процедил сквозь зубы Тирст, дочитав предписание. — Ему обязан я сей припискою.

Теперь было не до ремонта печи.

Весь день ушел на составление рапорта.

Поставленный в необходимость оправдываться и тем самым как бы возражать его высокопревосходительству, Иван Христианович особое внимание уделил стилю своего сочинения и так начал свой рапорт:

«Имея счастие получить предписание Вашего Высокопревосходительства о принятии мер к предотвращению побегов ссыльнокаторжных, я, к прискорбию, в донесении своем по этому предмету должен доложить, что с начала майской трети бежало 217 человек, в том числе командированными мною казаками поймано четверо…»

Такое повальное бегство объяснить было нелегко. Ивану Христиановичу пришлось несколько раз переписывать эту часть рапорта.

«…Число бежавших в такой короткий срок весьма значительно, и причину побега, не зная настоящей, прямо должно было бы отнести к вине местной администрации. Не считая себя далеко виноватым в вынуждении рабочих к побегам тою незаботливостью, нечеловеколюбием, отягчением работами, о которых Ваше Высокопревосходительство изволили упомянуть в предписании Вашем, долгом поставляю почтительнейше доложить…»

Далее Иван Христианович подробно расписал все свои неустанные заботы о благе рабочих, находящихся в его подчинении: построена баня (не указав, однако, кому дозволено в ней мыться). Возделываются огороды (не указав, кем и кто пользуется овощами). Приобретен невод для рыбной ловли (не упомянув, что рыба расходится по начальству). Мясо из заводской лавки продается рабочим пониженною ценою (забыв сказать, что это солонина, протухшая от долгого хранения). Закончена постройкою церковь, и по праздникам и табельным дням свершается богослужение (здесь Тирст ни в чем не отступил от истины).

После всего этого следовал вывод:

«Причина побегов заключается в страсти к побегам и бродяжничеству».

И указывались меры пресечения:

«Одно только средство удержать каторжных вовсе от побега, это острог и оковы».

Труднее было объяснить причины побега урядника Могуткина, и эту часть рапорта Тирст не успел закончить до прихода стряпчего Ярыгина. Оставил па следующий день, уповая, что утро вечера мудренее.

Ярыгин запыхался, словно за ним гнались.

— Жарко летом в наших таежных краях, — сказал Тирст сочувственно.

— Черт бы их не видал! — со злостью отозвался Ярыгин, утирая платком лицо и шею.

Тирст с удивлением посмотрел на него.

Накануне виделись они, и Ярыгин был в отменно добром настроении.

— Нет, каков мерзавец! — возмущался Ярыгин. — Я к нему как к человеку со всем уважением…

Тирст понял, что речь о подпоручике Дубравине, и молчал, ожидая, пока Ярыгин отойдет и расскажет все более обстоятельно.

Но стряпчий никак не мог прийти в себя и, только пыхтя и отдуваясь, выражал свое возмущение отрывочными восклицаниями.

Обидная для его достоинства сцена врезалась в память во всех подробностях…

…Подпоручик собирался вздремнуть после обеда. Брошка стаскивал с него сапоги, когда в дверь комнаты для приезжающих, где квартировал Дубравин, иостучали.

— Да! — крикнул подпоручик, полагая, что там Перфильич.

Ярыгин вошел и учтиво поклонился.

Подпоручик вскочил. Сейчас он вовсе не походил на ревизора, прибывшего со специальным поручением: в одном сапоге, в расстегнутой рубахе, волосы взлохмачены… Крошка, не выпуская пз рук сапога, смотрел, разиня рот, на Ярыгина.

— Прошу прощения за беспокойство, — сказал Ярыгин и, снова поклонясь, представился: — Доверенный коммерции советника Дазебппкова, стряпчий Ярыгин.

Подпоручик выхватил у Ерошки сапог, быстро натянул на ногу.

— Корпуса горных инженеров подпоручик Дубравин. Прошу садиться!


Еще от автора Франц Николаевич Таурин
Партизанская богородица

Роман «Партизанская богородица», вторая книга трилогии писателя Франца Таурина «Далеко в земле Иркутской», посвящен событиям гражданской войны в Сибири.


Гремящий порог

"Гремящий порог" - это роман о современности, о людях, типичных для шестидесятых годов, с ярко выраженными чертами нового, коммунистического века.


На Лене-реке

Роман «На Лене-реке», написанный около тридцати лет назад, был заметным явлением в литературе пятидесятых годов. Вновь обращаясь к этой книге, издательство «Современник» знакомит новые поколения читателей с одной из страниц недавней истории русской советской прозы.


Каменщик революции. Повесть об Михаиле Ольминском

Настоящая книга посвящена жизни и деятельности человека, беззаветно преданного делу революции, одного из ближайших соратников Ленина — Михаила Степановича Ольминского (Александрова). Книга повествует о подпольной революционной работе героя, о долгих годах, проведенных им в тюрьме и ссылке. В центре повествования — годы совместной с В.И.Лениным борьбы за создание революционного авангарда российского рабочего класса — партии коммунистов.


Рекомендуем почитать
Я, Минос, царь Крита

Каким был легендарный властитель Крита, мудрый законодатель, строитель городов и кораблей, силу которого признавала вся Эллада? Об этом в своём романе «Я, Минос, царь Крита» размышляет современный немецкий писатель Ганс Эйнсле.


«Без меня баталии не давать»

"Пётр был великий хозяин, лучше всего понимавший экономические интересы, более всего чуткий к источникам государственного богатства. Подобными хозяевами были и его предшественники, цари старой и новой династии, но те были хозяева-сидни, белоручки, привыкшие хозяйничать чужими руками, а из Петра вышел подвижной хозяин-чернорабочий, самоучка, царь-мастеровой".В.О. КлючевскийВ своём новом романе Сергей Мосияш показывает Петра I в самые значительные периоды его жизни: во время поездки молодого русского царя за границу за знаниями и Полтавской битвы, где во всём блеске проявился его полководческий талант.


Том 6. Осажденная Варшава. Сгибла Польша. Порча

Среди исторических романистов начала XIX века не было имени популярней, чем Лев Жданов (1864–1951). Большинство его книг посвящено малоизвестным страницам истории России. В шеститомное собрание сочинений писателя вошли его лучшие исторические романы — хроники и повести. Почти все не издавались более восьмидесяти лет. В шестой том вошли романы — хроники «Осажденная Варшава», «Сгибла Польша! (Finis Poloniae!)» и повесть «Порча».


Дом Черновых

Роман «Дом Черновых» охватывает период в четверть века, с 90-х годов XIX века и заканчивается Великой Октябрьской социалистической революцией и первыми годами жизни Советской России. Его действие развивается в Поволжье, Петербурге, Киеве, Крыму, за границей. Роман охватывает события, связанные с 1905 годом, с войной 1914 года, Октябрьской революцией и гражданской войной. Автор рассказывает о жизни различных классов и групп, об их отношении к историческим событиям. Большая социальная тема, размах событий и огромный материал определили и жанровую форму — Скиталец обратился к большой «всеобъемлющей» жанровой форме, к роману.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Сердце Льва

В романе Амирана и Валентины Перельман продолжается развитие идей таких шедевров классики как «Божественная комедия» Данте, «Фауст» Гете, «Мастер и Маргарита» Булгакова.Первая книга трилогии «На переломе» – это оригинальная попытка осмысления влияния перемен эпохи крушения Советского Союза на картину миру главных героев.Каждый роман трилогии посвящен своему отрезку времени: цивилизационному излому в результате бума XX века, осмыслению новых реалий XXI века, попытке прогноза развития человечества за горизонтом современности.Роман написан легким ироничным языком.