О! Чей там голос? К сердцу моему
Он путь как будто знает.
Кто там бродит?
Скорей бы рассветало! Не хочу
Предстать ночным бродягой…
Эй, кто ты?
Что прячешься у царского шатра?
Ионафан?.. Решусь. — Я сын войны.
И да придет победа! В Филистии
Меня прекрасно знают.
Ах! Один
Давид сказал бы так.
Правда ль,
Что ты в Гелвуе? Что отец мой скажет?
Мне страшно за тебя…
Да что там! Смерть
Я видел в битвах рядом тыщу раз
И шел ей встречь; неправедного гнева
Саулова я избегал потом,
Но только страх — погибель для героя,
Я не боюсь теперь; в большой угрозе
Царь, и народ, и будет ли Давидом
Тот, кто бесславно прячется в лесу?
И о себе ли хлопотать, когда
Над вами меч неверных занесен?
Я здесь, чтоб умереть: но только в битве,
Как сильный — за отечество и за
Того неблагодарного Саула,
Что молится о гибели моей.
О, честь Давида! Явственно, что ты
Избранник бога. Он тебе внушил
Над человеческие эти чувства,
И ангел божий был твой поводырь, —
Но как войдешь к царю? В отрядах вражьих
Тебя он числит или хочет числить,
Изменником, крамольником тебя
Ославил.
Ах! Меня принудил он
Искать убежище среди врагов.
Но если на него поднимут меч,
Я за него меч подниму, покуда
Не одолею недругов. А там
Пусть наградит меня враждой и смертью.
Беда отцу! Обманщик рядом с ним:
Коварный Авенир, фальшивый друг,
Все льнет к нему. Злой дух в душе Саула
И тот дает порой передохнуть,
А козни и лукавство Авенира
Неутомимы. Он один любим,
Один в чести, коварный заушатель,
Боясь сравненья, он любую доблесть
Представит ненадежной и нетвердой.
Напрасно мы с женой твоей…
Жена!
О, имя сладостное! Где Мелхола?
Верна ли мне наперекор отцу?..
Верна ли!.. Здесь она, во стане…
Небо!
Так близко!.. Но зачем она при войске?
Жалея дочь, отец не захотел
Ее наедине оставить с горем,
К тому же дочь его как будто тешит,
Хотя всегда грустна. Увы! Наш дом —
Обитель слез, а ты от нас вдали.
Жена! Твой нежный облик у меня
Отнимет мысль о всех тревогах прежних,
Отнимет мысль о всех грядущих бедах.
Ах, если б ты видал ее!.. Едва
Вас разлучили, новые уборы
Лишь обостряли боль ее страданья;
Неприбранные волосы ее
Покрыты пеплом; бледные ланиты —
Слезами; в сердце — горькая печаль.
Сто раз на дню склоняется она
К ногам отца и умоляет, плача:
«Верни Давида, ты ж его мне дал».
Одежды рвет, слезами омывает
Отцову руку, так что сам он плачет.
А кто не плачет?.. Авенир! Велит
Полубесчувственную от отца
Отнять.
Позорище! О, что я слышу?
Была бы это ложь!.. С тобой ушли
Мир, слава и уверенность в бою,
Погребены сердца израильтян,
А филистимлянин, что был младенцем,
Когда ты был у войска на челе,
Теперь велик стал, как глаза у страха;
Мы терпим поношенье и угрозы
Неслыханные. Нас загнали в стан.
Какое наваждение! Народ
Утратил меч и разум свой — Давида.
И я, который по стопам твоим
Шагал по полю брани не без славы,
В деснице слабость чувствую. Теперь,
Когда тебя я вижу, мой Давид,
Вдали, в заботах, вечно под угрозой,
Мне кажется, что я сражаюсь как бы
Не за родителя и господина
И не за чад моих: мне ты дороже,
Чем царство, чем отец, жена и дети…
Ты любишь сверх заслуг меня; люби
Тебя господь…
Он справедлив, всегда
Он награждает доблесть, он — с тобою.
Ты в смертный час пророка Самуила
Был в Раме принят; вещие уста
Того, кому отец мой был царем,
Поведали, что жизнь твоя священна
И драгоценна. Ах, одни лишь злые
Опасности двора тебе страшны,
Отнюдь не поле битвы; здесь под сенью
Шатров царя предательство со смертью
Стакнулись; смерть — решает Авенир,
А посылает царь. Беги, Давид,
И жди в горах, пока не зазвучит
