Капитан Арена - [72]

На следующий день, в девять часов утра, по телеграфу пришла депеша в ответ на ту, в которой сообщалось о попытке высадки Мюрата и его аресте. Эта депеша предписывала немедленный созыв военного трибунала. Мюрата должны были судить решительно, по всей строгости закона, изданного им самим в 1810 году и направленного против любого бандита, который будет с оружием в руках захвачен в его владениях.

Между тем такая мера показалась генералу Нунцианте слишком суровой, и он заявил, что дождется письменной депеши, так как в толковании телеграфных знаков могла быть допущена ошибка. Таким образом, пленник получил трехдневную отсрочку, что внушило ему новую надежду на благополучный исход его дела. И наконец утром 12-го пришла письменная депеша. Она была короткой, предельно ясной и не давала возможности уклониться от исполнения содержащегося в ней приказа. Вот она:

«Неапольу 9 октября 1815 года.

Фердинанду милостью Божьей и т. д._у изволили повелеть нижеследующее.

Cm. 1. Генерал Мюрат должен быть предан суду чрезвычайного военного трибунала, членов которого назначит наш военный министр.

Cm.2. Осужденному будет предоставлено не более получаса для получения последнего причастия».

Как видно, в осуждении Мюрата так мало сомневались, что уже определили время, которое должно было пройти между приговором и смертью.

К этому приказу прилагался еще один. Этот второй приказ, проистекавший из первого, содержал имена тех, кого выбрали в состав чрезвычайного военного трибунала.

Миновал целый день, а у генерала Нунцианте так и не достало духа сообщить Мюрату о полученных им известиях. В ночь с 12-го на 13-е собрался трибунал; наконец, ввиду того, что 13-го утром Мюрату надлежало предстать перед судьями, не оставалось возможности скрывать от него долее то положение, в каком он находился, и 13-го, в шесть часов утра, ему объявили о том, что он привлечен к суду, и ознакомили его со списком судей.

Два эти сообщения, сделанные капитаном Стратти, хотя и стали для Мюрата неожиданными, были восприняты им, тем не менее, с презрительной улыбкой на губах, словно он был готов к ним; однако, когда этот список был зачитан, Мюрат заявил, что он не признает суда, состоящего из рядовых офицеров, ведь если к нему относятся как к королю, то, чтобы судить его, необходим суд королей; если к нему относятся как к маршалу Франции, приговор ему может быть вынесен лишь трибуналом маршалов; и наконец, если к нему относятся как к генералу, а это самое меньшее, на что он может рассчитывать, то для ведения судебного разбирательства следует собрать коллегию генералов.

Капитан Стратти не располагал полномочиями отвечать на требования пленника, поэтому в ответных словах он ограничился заявлением, что его долг заключается в выполнении того, что он сделал, и, так как пленнику лучше, чем кому-либо другому, известны строгие предписания дисциплины, он просит извинить его.

— Хорошо, — отвечал Мюрат. — Впрочем, постыдность этого деяния падет не на других, а на Фердинанда, который собирается обойтись с одним из своих собратьев по королевской власти, как обошелся бы с разбойником. Ступайте и скажите трибуналу, что он может заседать без меня. Я не приду, а если меня доставят туда силой, то никакая человеческая сила не сумеет заставить меня нарушить молчание.

Стратти поклонился и вышел. Мюрат, еще лежавший в постели, встал и поспешно оделся: он не обманывался относительно своего положения, он знал, что осужден заранее, и понимал, что между осуждением и казнью ему отпущено лишь полчаса времени. Он расхаживал по комнате, когда к нему явился лейтенант Франческо Фройо, докладчик трибунала; от имени своих коллег он пришел просить Мюрата предстать перед трибуналом хотя бы на одну минуту. Однако Мюрат повторил свой отказ. Тогда Франческо Фройо попросил его назвать свое имя, возраст и место рождения.

В ответ на эти слова Мюрат обернулся и с неописуемым достоинством и величием произнес:

— Я Иоахим Наполеон, король Обеих Сицилий, родившийся в Ла-Бастид-Фортиньере и, как добавит история, убитый в Пиццо. А теперь, когда вы узнали то, что желали знать, приказываю вам уйти.

Докладчик повиновался.

Несколько минут спустя вошел генерал Нунцианте; он, в свою очередь, пришел умолять Мюрата появиться перед трибуналом, но Мюрат был непреклонен.

Прошло пять часов, и все это время Мюрат оставался один, никто к нему не приходил; затем дверь отворилась, и в комнату вошел королевский прокурор Ла Камера, держа в одной руке приговор трибунала, в другой — закон, который был издан самим Мюратом против бандитов и на основании которого его судили. Мюрат сидел; догадавшись, что ему принесли приговор, он встал и твердым голосом обратился к королевскому прокурору.

— Читайте, сударь, — сказал он ему, — я вас слушаю.

Тогда королевский прокурор зачитал приговор: Мюрат был осужден единодушно за вычетом одного голоса.

— Генерал, — сказал королевский прокурор, закончив чтение, — надеюсь, что вы умрете без чувства ненависти к нам и не станете винить никого, кроме себя, за тот закон, который сами издали.

— Сударь, — возразил Мюрат, — я издал этот закон против разбойников, а не против коронованных особ.