Капитан Арена - [28]

Однако, по крайней мере на тот момент, все прошло лучше, чем мы ожидали: нам оставалось лишь спуститься по довольно пологому склону, и примерно через десять минут ходьбы мы достигли площадки, возвышающейся над нынешним вулканом. Добравшись до этой точки, мы стали свидетелями всего, что с ним происходило, и у него, как бы ему этого ни хотелось, не осталось больше возможности скрывать от нас свои секреты.

Кратер Стромболи имеет форму огромной воронки; посреди нее, в глубине, есть отверстие, через которое мог бы проникнуть человек и которое сообщается с раскаленными недрами горы; именно это отверстие, похожее на жерло пушки, выбрасывает множество вулканических бомб; падая обратно в кратер, они увлекают за собой по наклонному спуску камни, пепел и лаву, которые, скатываясь в глубину, закупоривают эту воронку. И тогда вулкан, закрытый этим клапаном, в течение нескольких минут как бы собирается с силами, но через мгновение его дым начинает дрожать, словно ему не хватает воздуха; слышно, как в полом чреве горы проносится глухой рев, и, наконец, вновь начинается пальба, выбрасывающая на двести футов над самой высокой вершиной новую лаву и новые камни, которые, падая обратно и забивая входное отверстие, готовят тем самым новое извержение.

Увиденный оттуда, где мы находились, то есть сверху, спектакль этот кажется великолепным и устрашающим; при каждом внутреннем сотрясении, какое испытывает гора, чувствуется, как она дрожит под ногами, и кажется, что она вот-вот разверзнется; затем происходит взрыв, похожий на гигантское дерево огня и дыма, стряхивающее с себя листья лавы.

Пока мы наблюдали эту картину, ветер внезапно переменился: мы заметили это по дыму из кратера, который, вместо того чтобы удаляться от нас, как было раньше, накренился, подобно рушащейся колонне, и, направившись в нашу сторону, окутал нас своими вихрями, прежде чем мы успели уклониться от них; вместе с тем дождь из лавы и камней, уступая тому же натиску, стал падать вокруг нас: возник риск одновременно задохнуться от дыма и быть убитыми или сожженными выбросами. Поэтому все мы поспешно ретировались на другую площадку, расположенную пониже на сотню футов и ближе к вулкану; исключение составил лишь Пьетро, который задержался на минуту, чтобы прикурить трубку от куска лавы, и, проявив таким образом чисто французское бахвальство, после этого спокойно присоединился к нам.

Что касается Милорда, то его пришлось держать за загривок, поскольку он хотел броситься на эту пылающую лаву, как привык поступать в отношении ракет, петард и прочих снарядов для фейерверка.

Совершив отступление, на этой второй позиции мы оказались в еще более выгодном положении, чем на первой: мы приблизились к жерлу кратера, отстоявшего от нас всего на двадцать шагов, и возвышались над ним не больше чем на пятьдесят футов. С того места, куда мы забрались, еще легче было наблюдать за непрерывной работой этой гигантской машины и видеть, как почти непрестанно оттуда вырывается пламя. Ночью, должно быть, это зрелище выглядит великолепно.

Было больше двух часов пополудни, когда мы собрались возвращаться. Правда, наши матросы сказали, что нам потребуется три четверти часа, не больше, чтобы добраться до деревни. Признаться, я не без тревоги думал о том, каким образом осуществится столь быстрый спуск; я знаю, что спускаются с горы почти всегда быстрее, чем поднимаются на нее, как знаю и то, причем по опыту, что почти всегда спуск бывает опаснее подъема. А ведь по правде сказать, если только на пути вниз нас не ждали участки совсем непроходимые, я не мог припомнить ничего хуже того, что мы видели, поднимаясь сюда.

Однако вскоре мы вышли из замешательства. После четверти часа ходьбы под палящим солнцем нам удалось добраться до того большого скопления пепла, которое мы уже пересекали у вершины вулкана и которое с таким крутым наклоном спускалось до самого моря, что только рыхлость самой почвы могла нас удержать. Отступать было некуда, надо было идти либо здесь, либо по той дороге, по которой мы пришли сюда. Мы отважились ступить в это море пепла. Пепел располагался чуть ли не вертикально, что поразило меня прежде всего, но кроме того, ежедневно, с девяти часов утра до трех часов пополудни открытый лучам солнца, он был еще и обжигающе горячим.

Мы устремились туда бегом; опередивший нас Милорд двигался прыжками и бросками, что придавало его ходу видимость веселья, на которое приятно было смотреть. Я даже сказал Жадену, что из всех нас Милорд выглядит самым довольным, как вдруг нам стала понятна истинная причина этой мнимой веселости: погруженное по самую шею в горячий пепел, несчастное животное жарилось, подобно каштану. В ответ на наш оклик Милорд остановился, подпрыгивая на месте; мы сразу подбежали к нему, и Жаден взял его на руки.

Несчастный пес находился в плачевном состоянии: глаза у него налились кровью, пасть открылась, язык висел; все его обожженное тело стало нежно-розовым; он так прерывисто дышал, что казалось, будто у него вот-вот начнется бешенство.

Да и сами мы изнемогали от жары и усталости, как вдруг заметили высокий утес, отбрасывающий немного тени на этот ковер раскаленного пепла. Мы добрались до укрытия, и один из наших проводников направился к источнику, находившемуся, по его словам, неподалеку, набрать для нас немного воды в кожаную чашку.