Кант: биография - [200]
Вопрос Канта заключается в том, как возможно владение изначально? Или: какие условия делают его возможным? Краткий ответ Канта: «постулат практического разума»[1566]. Вопрос в том, что это значит? Его аргументы в пользу этого утверждения трудны для понимания, но если говорить грубо, то идея, по-видимому, состоит просто в том, что понятие владения нельзя свести к простому физическому обладанию и что оно предполагает моральные законы. Владение, в отличие от обладания, имеет моральную составляющую. Эта составляющая не является прямым следствием моральных законов; скорее это постулат, почти как Бог и бессмертие. Это также означает, что владение не есть нечто, что может быть доказано напрямую, но лишь нечто, что должно быть предположено, чтобы мораль была возможной. Мы должны предполагать, что существует не только эмпирическое (или физическое) владение, но и нечто вроде «умопостигаемого владения», то есть законное владение без физического обладания. «Итак, рассматривать и трактовать всякий предмет моего произволения как объективно возможное мое и твое – это априорное предположение практического разума»[1567]. Эта идея умопостигаемого владения является для Канта также конечным объяснением возможности внешнего владения, но это объяснение показывает только его возможность как частного права в естественном состоянии, а не как оно функционирует в действительности. Чтобы понять последнее, следует добавить необходимость гражданского общества. Собственность, может, и предшествует правительству, но правительство обеспечивает ее безопасность, ибо только в правовом состоянии или в состоянии, управляемом публичным правом, действительно возможно внешнее владение.
Выяснив, как возможно владение, Кант далее объясняет, как мы можем прийти к собственным вещам. Сначала он рассматривает права собственности, затем договорные права, и наконец – что, пожалуй, интереснее всего, – то, как мы можем приобрести право владения лицом «как вещью». Поскольку он довольно прямолинейно излагает имущественные и договорные права, я скажу только кое-что о «вещно-личном» праве. Что Кант здесь имеет в виду, очевидно – по крайней мере, по большей части. Он говорит о браке, о родительстве и об отношении хозяина дома и прислуги: «Мужчина приобретает женщину, чета приобретает детей, а семья – прислугу». То, что эти отношения надо рассматривать в терминах «приобретения», нам далеко не очевидно, но для Канта это было так. Однако чтобы действительно понять, что Кант имеет в виду, нам снова надо обратиться к тому, что было очевидно для Канта и уже не очевидно для нас, а именно к разнице между обладанием и владением. Когда мужчина приобретает женщину, или «женщина приобретает мужчину» (эта фраза тоже встречается), он или она получают не владение чем-либо, а скорее обладание некоторыми вещами, но не другими. Кант считает, что человеком вообще нельзя владеть. В крайнем случае одному лицу может быть предоставлено физическое обладание другим лицом. В случае брака муж и жена обладают друг другом или, точнее, половыми органами друг друга, и притом для наслаждения, а не для продолжения рода. Кант считает, что поскольку каждый партнер предоставляет другому партнеру равное право на самого себя, то не происходит нарушения личных прав ни одного из партнеров. Оба остаются свободными в самом важном смысле, и ни один не относится к другому просто как к вещи. Кроме того, Кант считает, что половые отношения вне брака неизбежно ведут к отношению к другому человеку просто как к вещи.
Муж и жена обязаны относиться друг к другу как к существам с моральными целями. Аналогичные соображения справедливы и для детей. Родители владеют ими «вещным способом». У детей нет никаких обязанностей по отношению к родителям. Они лишь имеют право на определенное обращение. Они всегда свободны. Слуги, напротив, являются частью домашнего хозяйства только по договору. При этом их использование (Gebrauch) не может стать их истрачиванием (Verbrauch), или исчерпанием их сил[1568]. В других отношениях они больше похожи на детей. Многое из этого, конечно, по сегодняшним меркам покажется странным, и все же в контексте Пруссии XVIII века это действительно довольно «прогрессивный подход»[1569]. Обязанности женщины не подчинены явным образом обязанностям мужчины. Между ними существует взаимное признание. Роль жены не исчерпывается продолжением рода. Она управляет домашним хозяйством вместе с мужем, и хотя ее роль ограничена домашним хозяйством, эта роль, возможно, важнее, чем любая общественная роль, которую исполняет муж.
