Агриппино промолчал; сдвинув брови, он упорно лез по скале, цепляясь за кусты. Мы часто останавливались перевести дух. Ослы тоже то и дело спотыкались и натужно пыхтели.
Первым на вершине очутился Тури.
— Эй, вы чего там копаетесь? — насмешливо бросил он.
Я взобрался сразу после Агриппино и Карлика. На вершине нас обдувал свежий ветерок, ероша волосы.
— Ой, как хорошо-то! — вздохнул я.
Наконец вскарабкался на вершину и последний из нас — Обжора.
— Проклятая гора, кто тебя выдумал! — пробурчал он и сплюнул вниз.
Ослы разлеглись в зарослях репейника, блаженно вытянув передние ноги. Они то и дело взбрыкивали, видно пытаясь сбросить тяжелый груз.
— Ну, что делать будем? — спросил я.
— Передохнем немного, — сказал Кармело. — Здесь-то уж разбойники наверняка нас не достанут.
Все согласились. К тому же никто из нас не знал дороги. На всякий случай мы легли поближе к ослам, чтоб не упустить их, если вдруг заснем. Мы так измучились, что нас уже не раздражали ни колючий репейник, ни назойливый стрекот цикад.
— Будто мама колыбельную поет, — прошептал брат, погружаясь в сладкую дрему.
Я еще какое-то время думал о матери, о сестрах, об отце, воевавшем в далекой Абиссинии, но мысли путались, разбегались в разные стороны, и наконец я тоже уснул.
Проснулись мы от трубного ослиного рева.
— Чертовы твари! — ругался Чуридду. — Такой сон не дали досмотреть!
Обжора, Тури и Пузырь, потягиваясь, продирали глаза. День, как и предсказывал Агриппино, выдался туманный.
— Ну что? — спросил Золотничок, словно продолжая прерванный разговор.
Тури заглянул в мешок.
— Ого, идите-ка сюда! — воскликнул он.
Мне страшно не хотелось вставать, и я только перевернулся на другой бок в густом репейнике. А Чернявый, мой брат и Пузырь подошли к Тури и присвистнули от изумления.
— Чего вы там нашли? — окликнул их Золотничок, и не думавший покидать свое удобное ложе.
Тури вытащил из мешка рог, потом второй. Порывшись, нашел рог и Чернявый.
— Ну и ну, — сказал он. — Что ли, у бандюг свой оркестр?
Втроем они затрубили в эти рога; сперва звук был прямо-таки непристойный, но они быстро наловчились, и у них начало выходить что-то похожее на кукареканье.
Мы, разинув рот, смотрели на безумных музыкантов; один только Обжора, не обращая внимания, принялся рыться в других мешках. Ослы уже били копытами: видно, им не терпелось снова пуститься в путь. Обжора после тщетных поисков попросил Чернявого на время уступить ему свой рог и заиграл так громко, что гора, казалось, ходуном ходила.
Карлик, известный проныра, умудрился откопать четвертый рог, немного надтреснутый, и затрубил громче всех, торжествующе глядя на нас.
Но мы и не думали завидовать: что может быть приятнее, чем всласть поваляться на траве, да еще когда тебя музыкой развлекают?
Кармело пошел на разведку.
— Все спокойно, — объявил он, возвращаясь. — Той рощи, откуда мы пришли, и на горизонте не видно, так что бандитам теперь нас никак не достать.
Теперь Чуридду выпросил рог у моего брата и стал дуть изо всей мочи, но куда ему было тягаться с Карликом! Чернявый низко склонился над репейником, и от этого звуки рога казались осиным жужжанием. У моего брата на губах пенилась слюна, и он издавал какое-то жалобное хрюканье.
А мы от души веселились, глядя, как из гнезд испуганно выпархивают ласточки и рябчики.
Долина все светлела, тени исчезали в дымке зари. Внизу за обрывом стали видны дома Палагонии.
— Играйте громче!
— Поднажмите!
— Гопля, гопля!
— Давай, наяривай!
— Смотри, пупок развяжется!
Очень смешно было глядеть на этот квартет: коротышка Карлик, верзила Тури, толстяк Пузырь и согнувшийся в три погибели Чернявый выводили на разные лады один и тот же мотив и приплясывали себе в такт.
— О, что это за зеленый табун скачет там по полю?! — воскликнул вдруг Пузырь.
— Какой табун? — отозвался Кармело. — Это море блестит.
— Да нет, дураки, это двери распахнулись, — возразил Золотничок.
— Вот и конец ночи, — сказал я.
Пузырь печально провожал глазами утренние звезды.
Я поднялся и стал изучать спуск к Палагонии.
— Да, дело дрянь, цыгане. Сами мы еще как-нибудь прошмыгнем, а с этим караваном нас сразу засекут.
Подошел Кармело и тоже принялся рассматривать дорогу.
Я толкнул Чернявого в бок:
— Уймись наконец, ишь, разыгрался! Надо что-то решать.
Мелодия мгновенно оборвалась.
Карлик, весь взмокший, бросил свой рог в заросли репейника.
— Ну, чего надумали? — спросил он.
— Поди сюда.
Он поглядел вниз с обрыва.
— Ого, сколько народу-то на улицах! Надо удирать скорей. И ослов придется бросить — с ними нам крышка.
Чернявый окинул взглядом деревню и уселся на камень, о чем-то размышляя.
— Чего тут думать! — торопил его Золотничок. — Выход один: оставляем скотину — и по домам, а то эти игры дорого нам станут.
Чернявый наморщил лоб и еще несколько секунд молчал. Потом вдруг лицо его просветлело, и он засмеялся, лукаво подмигнув нам.
— Ну нет, веселье только начинается!
— Какое еще веселье? Сейчас сюда нагрянут бандиты — помните, что они нам обещали башку проломить?
— Да, хлеб, конечно, не спасти, — согласился Чернявый. — Отсюда спуститься можно только к Палагонии — а там добычу у нас все одно отберут, — либо обратно в бандитское логово. Поэтому сделаем так: вон та тропинка ведет прямо в деревню. Спустим по ней хлеб и поглядим, что будет.
