Камень-обманка - [138]

Но Кириллова топталась на месте, и в ее глазах застыли беспокойство и страх.

— Двое, — упрямо повторила она. — Вишь, тут, под скалой, пепел. Один курил трубку, другой — папироски. Здесь сухо, и пепел не размыло.

Потерла лоб, добавила:

— Они не шибко согласные, эти двое. Не пара. Каждый готовил себе харч в своем котелке. Коли б один котелок — две дырки от колышков.

— Катя!

— Ну, что «Катя»! Должны ж мы знать, на кого, не дай бог, наскочим.

Не обращая внимания на нетерпение Россохатского, встала на колени, подумала вслух:

— У маленького — мягкие сапоги, можеть, бахилы — его следы удержались лишь на сырой земле. У большого — ботинки либо сапоги с подковами. Вон царапины от подков.

Сотник взял женщину за руку, попросил, как можно мягче:

— Довольно, Катенька. Успокойся. И не Дин это, может, вовсе.

Кириллова осуждающе посмотрела на Андрея.

— А то не знаю следов того старикашки!

И объяснила, как малому ребенку:

— В тайге просто так не бываеть, чё всё равно. Не друг, так ворог. Бог с тобой, пошли. А все ж по сторонам гляди.

Андрей грустно усмехнулся:

— В этой жизни, кажется, нет ничего без «но» и «а», Катя.

Тяжкая дорога без еды и покоя изнуряла, и всякая дрянь попадала в голову, бродила в мыслях. Белки́ клубились облаками, и людям, казалось, что они одни на всей огромной земле, и выхода из глухомани не было и нет.

Путников неотступно терзал голод. Андрею по ночам снились огромные миски борща, бараньи туши на костре, и он физически ощущал запах обожженного огнем мяса.

Женщина мерзла на ночёвках, особенно под утро. Пытаясь защитить Катю от простуды, Россохатский калил камни в огне, закапывал их в землю и сверху набрасывал ватник или шинель. На такой постели сперва было тепло, и Катя успокоенно засыпала.

А новый день снова приносил чувство голода, и они уныло копались в поняжках, надеясь отыскать там хоть крошки еды. Пусто! Особенно худо было без соли. Ее оставалась всего одна пригоршня, и драгоценную приправу берегли пуще глаза. Россохатский только теперь понял изюбрей, иногда покрывающих огромные расстояния, чтоб добраться до солонцов и полизать пахнущую болотом соленую жижу.

Кедровый орех, запасенный впрок, и травы составляли сейчас единственную пищу людей.

На исходе второй недели Катя сильно натерла правую ступню. Андрей настаивал на отдыхе, но женщина молча продолжала путь, сначала хромая, а потом и вовсе волоча ногу.

Но всё же не выдержала, созналась:

— Утомилась я, будто ноги потеряла совсем.

Нужен был большой, многодневный привал.

Им, кажется, повезло. Утром, как только тронулись в путь, тропа круто спустилась к большому проточному озеру. Устье реки, втекавшей в озеро, раздваивалось на рукава, и людям пришлось обойти эти «кривунки».

Пошатываясь от истощения, они прошли заболоченной равниной к берегу и, найдя там пещеру, развели возле нее костер. Тонкая спираль дыма стала ввинчиваться в небо, поползла по скале, по расщелинам, в которых еще кое-где сохранились длинные языки снежников.

Вблизи стоянки, точно осыпанные снегом, сияли кусты цветущей черемухи, и, если бы не гнус, то лучшего места для отдыха и не придумать.

Они проспали в пещере всю вторую половину дня и ночь и открыли глаза лишь утром, голодные и измочаленные худыми снами.

Катя, потрогав Андрея за плечо, обронила:

— Изладь удочки. Можеть, хариус есть.

— Хариус — ведь речная рыба, Катя.

— В проточных озерах бываеть… Ступай…

Россохатскому хотелось еще полежать, не двигаясь, ни о чем не думая, но женщина поторопила:

— Рыба — на уду… Иди. Мне в воде побарахтаться надо. Сам понимать должен.

Андрей отвязал от ремня золото, снял шашку и, сунув их в пещеру, медленно двинулся вдоль берега. Здесь придется прожить не один день — и следует знать, что́ вокруг. Нет ли где вблизи копанины изюбрей, не бродят ли рядом те, чужие люди.

Вышагивая побережьем, приметил каменистую отмель с ясной водой и решил, что именно здесь попытается на обратном пути половить рыбу.

Берег местами был очень высок, но чаще он полого спускался к воде, образуя площадки, вполне годные для водопоя зверей. В одном из таких мест Андрей увидел следы. Сначала попались отпечатки горного козла, заплеснутые прибоем, потом он отчетливо увидел ямки, вдавленные тяжелым копытом изюбря.

Устав, Россохатский повернул назад, подумав, что в одну из ближних ночей придет сюда попытать счастья.

Мель, на которую он недавно обратил внимание, вдавалась глубоко в берег. Прозрачная, однако неспокойная теперь вода накатывалась на низкие скалы. Ему сначала показалось, что она совершенно пуста, и лишь водяные пауки изредка пробегают по прибрежным затишкам. Но вскоре взволнованно охнул, заметив в дальнем конце косы бронзовых рыб. Их громадные верхние плавники были окрашены в ярко-багровый цвет и пестрели голубыми глазка́ми.

Хариусы, казалось, спали. Только легкое покачивание плавников говорило о том, что хищники поджидают добычу или отдыхают после нее.

Андрею доводилось промышлять их у себя, на Урале, в кипении речных перекатов, под малыми водопадами. Однако там это была забава, охота для души, от которой, разумеется, никак не зависела жизнь. А тут…

Насадив на крючки кузнечиков, пойманных в дороге, Россохатский забросил их в воду.