Калигула - [18]

— Гора Ида, — объявил Залевк.

Ветер успокоился, и по вздымавшемуся последними длинными волнами морю корабли направились к берегу. По заросшей дубами, кипарисами и тамарисками равнине текла река, в неё впадал журчащий по белым камешкам ручей.

— Симоэнт и Скамандр, — пояснил Залевк.

Гай, не двигаясь, смотрел на места, чьи названия придумал Гомер. Чуть подальше, под низкими облаками, с первыми короткими, как клинки, лучами солнца появилась протяжённая заброшенная стена. Залевк в волнении заключил:

— Вот это, на холме, и есть город, названный Троей.

По пустынной равнине перед стеной города, который когда-то осаждали в течение десяти лет, тянулось длинное-длинное стадо овец и брели пастухи с ивовыми прутьями — никаких диких коней.

— Это была последняя война, — сказал Залевк, — в которую оказались вовлечены боги, вплоть до того, что они сражались между собой. Но после той бойни они оставили нас наедине с нашим безумием.

Люди высадились на берег и пошли к городу, где возвышался храм Афины, богини воинственной и жестокой, единственной истинной победительницы. С крыши на двух цепях свешивался тяжёлый блестящий щит. Миф гласил, что его держал Ахилл на своём последнем поединке. Жрецы рассказали — они говорили на экзотическом певучем греческом, — что, завоевав Трою, греки увидели, какие потери они понесли, и, чтобы обмануть силы, преследовавшие город злым роком, оракул предложил дать ему новое имя. Городу дали имя Илион и вновь освятили, принеся человеческие жертвы — девственниц и взрослых пленников.

— Это магическое заклание оказалось бесполезным. После этого город опустошался и предавался огню семь раз. И всегда его отстраивали вновь.

Атмосфера Илиона спустя столько столетий всё ещё была горестной и несчастной: для всех рождённых этот город останется неумолимым символом войны. Германик сошёл туда, думая про себя, но не в силах сказать вслух, как ужасна военная слава. Он не отвечал сыновьям, заворожённым древней легендой, и взошёл на корабль в печали, не оборачиваясь. И наконец, сказал:

— Боги позволяют тебе узнать результат твоих дел, только когда они уже выполнены.

Взглянув на исчезающий вдали город, Германик вернулся к своим мыслям и заключил:

— Возможно, в землях, куда мы едем, мы сможем не пускать в ход легионы.

Они проплыли на юг вдоль изрезанного побережья провинции Азия и бросили якорь в порту знаменитого Эфеса. И тут все увидели, как бедный раб Залевк с уверенностью двинулся в город, хотя, казалось, не знал никого из местных жителей. Он вдруг спросил Германика:

— Хочешь пройти по улице, где, возможно, проходил Александр Македонский после победы на берегу Граника?

Тот сразу согласился, и грек повёл его к огромному храму на вершине холма, где поклонялись Артемиде, богине-девственнице, которая на голове держала лунный серп, а стопой давила змею. Пока кони медленным шагом поднимались по дороге, Залевк рассказал, что в ночь, когда родился Александр, какой-то безумец сжёг этот храм и великий жрец Мегабиз предрёк великие перемены.

— Поэтому Александр поднялся сюда со своим войском и оставил много золота на восстановление храма. Ему явилась богиня и сказала, что он завоюет великие пространства и построит тринадцать городов, носящих его имя: один на Аравийском море, другой на Евфрате, а также в Бактрии, Гиркании и землях Парфии. Последний, где его похоронят, будет построен на Ниле. Но богиня не сказала, что до постройки этих городов и до его смерти осталось всего несколько лет.

Скептический до дерзости капитан рассмеялся:

— У каждого греческого города свой бог.

Задетый за живое Залевк, спросил Гая:

— Хочешь увидеть лицо Сократа?

Мальчик в восторге закричал, что хочет. Они спустились по склону холма к гармонично расположенной вилле, должно быть видевшей лучшие времена. Её владелец, грубый торговец тканями, удивлённый и польщённый посещением важных римлян, распахнул дверь древней библиотеки, и все увидели, что полки здесь заполнены не папирусными свитками, а кусками крашеной ткани, самого дорогого бутойского льна. Устыдившись, торговец отодвинул товары и открыл перегородку, за которой находилась фреска, изображавшая сидящего человека.

— Вот, — с трепетом выдохнул Залевк.

Человек на фреске сидел с неуклюжей небрежностью, завёрнутый в белую одежду, его короткие руки были обнажены, круглая голова повёрнута вбок, большие выпученные глаза как будто обращены к кому-то, задающему вопрос.

Залевк сказал:

— Построивший этот дом велел художнику воспроизвести здесь статую, которую на самом деле отлил из бронзы Лисипп, — это Сократ в ожидании смерти, разговаривающий с учениками после того, как выпил яд.

Когда Залевка спросили, откуда он узнал об этой фреске в частном доме далёкого города, грек ответил, что разговаривал с некоторыми путешественниками.

Потом корабли направились к извилистым берегам реки Меандр и прибыли в Милет, единственный в изведанном мире город, имевший четыре порта, где боги давали убежище от любого морского ветра. В Милете говорили на ионийском греческом с его мягким акцентом.

Гай заметил это, и Залевк сказал:

— Иония — самое благодатное место в мире, и родившиеся здесь произносят слова так, как это делают боги.