Калигула - [19]

Он рассказал, что восемь или девять веков назад, когда на Палатинском холме ещё стояли крытые соломой лачуги, из четырёх портов Милета отправлялись караваны судов в Египет. А на египетском побережье был греческий порт, называвшийся Навкратис. Таким образом, Милет был мостом между молодым рациональным греко-ионическим миросозерцанием и древними, таинственными знаниями Египта.

В Милете на верху Священной дороги один греческий архитектор замыслил самый грандиозный храм из всех когда-либо построенных во всём Средиземноморье — Дидимайон — и возвёл вокруг него лес из ста двадцати колонн.

— Перед алтарём вы увидите доспехи одного древнего властителя Египта, — предупредил Залевк, — они все из чистого золота, оправлены бирюзой и твердейшей яшмой. Он прислал их во исполнение обета после великой победы.

Милетская Священная дорога представляла собой длинный подъём меж двух рядов могил и кенотафов, путники шли по ней, их тени удлинялись осенним солнцем, а наверху высились бесчисленные колонны Дидимайона. Некоторые из них уцелели, другие опрокинулись и разбились, третьи лежали ещё не обтёсанные, поскольку гигантский храм был страшно опустошён во время одной древней войны и восстановлен лишь частично и плохо — никому не удалось его завершить. И молодой Гай не смог увидеть золотых доспехов древнего фараона, так как их давно украли.

Несмотря на заброшенность, в храме осталась горстка жрецов, которые, закрывшись в глубокой целле, куда никто не мог проникнуть, изрекали знаменитые пророчества — оракулы.

— Путешественники с волнением являются к ним, — сказал Залевк, — потому что за много веков не было ни одного несбывшегося оракула.

И вдруг Германик решил выполнить в Милете то, чего непогода не позволила сделать в Самофракии, — узнать свою судьбу.

Молодой Гай шепнул Залевку:

— Но как же можно увидеть то, чего ещё нет?

Залевк обернулся, и на мгновение им как будто овладело лёгкое раздражение.

— Ты, человек, — проговорил он, — идёшь по гладкой извилистой дороге на равнине и видишь всего на несколько шагов вперёд. А боги, как с вершины высочайшей горы, видят, куда ты придёшь, и знают цель твоего пути.

Гай промолчал: ответ звучал поэтично, но не избавлял от тревоги.

А Германик в наступающих сумерках настоял на выполнении долгих ритуалов вопрошания, пока его товарищи гадали, какие военные планы двигают им. Потом все спустились в крипту, чтобы вопросить судьбу. Ответом была двусмысленная и неясная фраза, которая встревоженной Агриппине и верным товарищам показалась предсказанием удачи. Кретик просто промолчал. А один историк через много лет встретит нескольких престарелых свидетелей этой поездки и напишет, что Германику тайно предсказали гибель.

НОВАЯ ПОЛИТИКА

После этого им сопутствовал благоприятный ветер, и они постарались побыстрее — уже наступала осень — добраться до порта Пиерийская Селевкия в Сирии. Здесь в море впадала великая сирийская река Оронт, тогда ещё судоходная вплоть до Антиохии, древней сирийской столицы. Там река разделялась на два рукава, омывавших остров Эпидафну, где цари-селевкиды построили себе палаты. Гай Цезарь вдруг снова погрузился в невообразимый мир.

Перед наделённым безграничной властью отцом представали персонажи в разноцветных экзотических одеждах, с живописной свитой, говорившие на непонятных языках. У них не было ничего общего с грубым варварством послов или пленников из германских племён, напиравших на северные границы империи. Здесь империя граничила с древнейшими городами, окружёнными стенами из огромных камней, с бесконечными пальмовыми рощами и тысячелетними кедрами, с бесплодными горами, увенчанными крепостями, с караванными путями через безграничные пустыни. Их названия несли в себе историю замысловатых культур, зверских убийств, заговоров, завоеваний и предательств, династических распрей, яростных войн, побоищ, захватов заложников, коротких ненадёжных перемирий: Каппадокия, Коммагена, Армения, Понт, Осроена, Иудея; Парфия, Набатейская Аравия, Ассирия.

Теперь прибывшие из этих миров люди с недоверчивым выражением на усталых после долгого пути лицах осторожно поднимались по многочисленным ступеням во дворец представителя римской власти. За каждым из них следовала своя маленькая свита, и каждый нёс с собой тревожные, или боязливые, или мятежные настроения сотен тысяч человеческих существ. Это были монархи, государи, царьки, полководцы, враги — побеждённые или ещё воюющие, — вассалы, ненадёжные союзники. И Залевк, неизвестно откуда хорошо знавший все эти края, приготовился искать ответы на вопросы ненасытного Гая.

Внутренние залы несколько часов поглощали этих сомнительных персонажей. Но за дверьми из древнего кедра с запорами из тяжёлого кованого железа происходило нечто, на что посетители не надеялись, чего даже вообразить не могли.

— Такой встречи с Римом ещё не случалось, — признавались они.

В первый раз империю представлял победоносный и грозный воин, который, кроме безжалостного наследия Августа, нёс в себе мифическое наследие Марка Антония, единственного римлянина, собиравшегося подкрепить римскую мощь культурой Востока.