"Как на наши именины..." - [8]

Из-под полок были видны оторванные дверки. Иссечённые осколками книги, осколки стекла громоздились и возле полок и разлетелись по всей спальне. А кровати не просто отбросило у папиной была отбита спинка, оторвана боковина.

И тут зазвонил телефон. Звонила мама, хотела поруководить Толей и Колей. Толя начал рассказывать ей обо всём и не досказал — расплакался в трубку. А потом кричал — «Алло! Алло!», но трубка пищала короткими гудками, а мама молчала. Наверное, с мамой было плохо и ей оказывали «скорую помощь».

— Спокойствие, я вас не оставлю… Я у вас буду, пока папа и мама выкричатся… На меня никогда мама крепко не ругается при чужих. Я останусь — хорошо? — гладила Танька Толино плечо.

А он сидел под телефоном и умывался слезами. Ему никого не хотелось слушать.

Ему хотелось только навсегда убежать из дому.

ТАНЬКА СПАСАЕТ «ВОЯКОВ-БОЯКОВ»

— Ты весь выплачешься, одна кожура останется… У меня и пальцы порезаны, и нога, а я не плачу.— Танька выдернула из одного рукава носовой платочек с нарисованным грибком в уголке, из второго — платочек с ягодками и попробовала вытереть Толе нос, а вторым платочком — глаза. Но он вертел головой, не давался.— У тебя сколько платочков? — спрашивала Танька.— У меня один на слёзы, один для носа, один для губ…

Толя перестал всхлипывать, прислушался к её лепету.

— Какой ваш торт вкусный! Как он называется, где вы его купили?

— Сами испекли,— буркнул Толя.

— Ой, скажу маме, чтоб у вас рецепт взяла. И «Теремок» вкусный. «Теремок» тоже сами делали?

— Купили. Отстань!

— А давай мы всё соберём щёткой и совком. И в ведро! — придумала Таня.— Уберём чистенько — и следочка не оставим.

Толя покорно пошёл в кухню, нашёл щётку, совок и мусорное ведро. «Шпингалетка… От горшка три вершка, а уже распоряжается!»

— И ты не лежи! — накинулось Танька на Колю: тот опять забрался в кроватку и нарочно громко охал, корчил страдальческие рожи.

— А я не опрокидывал полок! Вот… Я невиноват!

— Ну и что, если по опрокидывал! Все играли, все и виноватые,— сказала Таня.

Толе нравились её слова.

Коля выбрался из своей кроватки, неохотно поднял одну книгу, вторую. Протёр рукавом, положил на стол. Ухватились за полки втроём — «Оп-па! Оп-на!» Только чуть-чуть шевельнулись.

— Вот… Как кинжалом, книга пробита…— Коля провёл рукавом по обложке.— До середины осколок дошёл. И паркет иссечённый, в дырках, занозах… Ой! — ойкнул он и поднёс локоть к глазам.

Толя и Таня увидели: острый стеклянный зуб впился ему в руку возле локтя. Танька быстренько схватила осколок, бросила в ведро.

— Ой, там ещё, наверно, отломок сидит! До сердца дойдёт! Ой, умираю! — затопал Коля ногами.

— Я бинт принесу! — побежал Толя в кухню, где висела аптечка.

— Подверни рукав! Быстренько! — командовала Таня.— У меня есть третий платочек, он чистый!

Коля, завывая, начал подворачивать. Из небольшой ранки сочилась кровь. Таня смело прижала к руке платочек. Только один раз хватило обернуть. Завязала узелок.

— Ложись в кровать, инвалид! — приказала она: — Градусник поставим… Есть градусник?

Толя принёс бинт и градусник.

— Вот, ставь под мышку… Я от градусника сразу поправляюсь.— Таня аккуратно укрыла Колины ноги одеялом.

Снова начали собирать битое стекло. Вскоре бинт понадобился уже самому Толе, да и Таньку надо было перевязать. Резали бинт на куски, мотали друг дружке на ладони, пальцы. Опять собирали… Опять бинтовали… Большие осколки стекла в ведро не помещались. Толя взмахивал ими — дзынь! — бил о пол. Осколки разлетались по всей квартире.

Когда раздался звонок, сразу не расслышали — так увлеклись работой. А когда услышали, Толя побледнел: «Ма-ама!»

— Ложись и ты! Оба лежите! Быстрее, вояки-бояки! Вы — больные! — выпалила Танька, как из пулёмета, и побежала открывать дверь.

— Ой, хорошо, что ты открыла… Не могу ключ вставить — руки дрожат… — послышался мамин голос.— А те хулиганы где?

— Здравствуйте, тётя Катя. Как вы поживаете, как ваше здоровье? — Голосок у Таньки такой нежный, такой приветливый.

— Здравствуй, здравствуй и ты! — послышался и папин голос.— А Толя и Коля где?

— У нас всё в чистом порядке… Они тяжело заболели…

— 0-ой… — начала умирать мама.

— Не-ет, им уже намного лучше! — поправилась Танька.— Дядя Михась, а у вас на работе землетрясение тоже было? Вас не встряхивало? А у нас так тряслось, так переворачивалось! Мы тут спасали, спасали все, позабинтовывались…

— Ну?! Землетрясение?! — переспрашивал папа, проходя в спальню.

Остановились в дверях — и он, и мама, и Танька. Толя и Коля застонали разными голосами, и мама сразу пошатнулась, ухватилась за дверь.

— Вы — живы?! — папа перешагнул через разбросанные книги прямо к Толе, а мама — к Коле.

— Торт был несвежий, отравились,— простонал Коля.

— И полки… От землетрясения… — Толя показал забинтованные руки, взывал о сочувствии.

И Коля показал обвязанную платком руку, а Танька — пальцы и ногу.

— Я этого не переживу! На двести рублей вреда! Да какие двести?! И только за один день… — мама уже лазала по книгам, ощупывала полки, папину кровать.

— Ничего… Могло быть и хуже,— вздохнул папа. Он один — ну и силач! — поднял полки. Пока поднимал, из них вывалилось ещё несколько книг и осколков.— Будем живы сами, то будут и сани,— папа начал сметать в кучу остатки стеклянной мелочи.