Кафедра доверия - [9]
— Я ищу человека.
Люди сперва неправильно понимали Диогена, думали, что он ищет какого-то мошенника, который, может быть, спрятался в чьем-нибудь погребе. Но потом сообразили: Диоген ищет настоящего, умного, благородного человека.
Вот вам старая история о поисках.
А теперь без лязга и щелканья стрелочный механизм переводит состав повествования на другой путь.
Героем рассказа будет терьерчик. Не совсем чистокровный, даже с неукороченным на третий день после рождения хвостом. Но хвост у него изогнут так показательно, что сразу на нем можно определить место, по которому должны были произвести отрез.
Голова и особенно уши у терьерчика просто идеальные — голова золотая, покрытая короткой жесткой светло-рыжей шерстью, а небольшие висячие уши в форме римской цифры V посажены как раз так, как надо, и слегка направлены вперед. Морда украшена щетинистой рыжей бородкой. Словом, видно, что папа терьерчика был ирландским терьером, а мама… не знаю, может быть, ее предки бегали по задворкам еще там, в старой Элладе Диогена. Но терьерчик вышел на пять шестых именно в папу. И характером тоже — добрый с друзьями, он готов был, как лев, броситься на любого недруга, каких бы размеров этот недруг ни был.
Когда он впервые попался мне на глаза, он был совсем маленький. Его вели на каком-то шнурке. Терьерчик бежал весело, иногда обегал лужи, иногда прямо шлепал по воде. Он успел сообщить мне глазами, что он, кажется, нашел не только человека, он нашел сразу двух людей.
Жизнь собаки тогда и начинается по-настоящему, когда она находит своего человека. Терьерчик был очень маленький, и раз эти люди вели его, значит, считал он, это и есть те самые, которые должны были появиться, чтобы жизнь маленького щенка наполнилась самым главным.
Но ведь ошибаются в похожих случаях и люди, когда они бывают маленькие. Мог ошибиться и простодушный терьерчик. А знаете, что получается из подобных ошибок?..
В каждом доме с людьми живет еще и Дух дома. Это не домовой и не привидение. Дух дома — это главное настроение в обиходе живущих в доме, невидимый, но постоянный свидетель — или защиты, или обвинения. Если он свидетель защиты, то его можно представить себе и в виде жар-птицы, тихонечко посвистывающей всему дому с посудного шкафа. Если это свидетель обвинения, он чаще всего напоминает собою о безногих рептилиях, в частности о змеях. А змеи бывают и зелеными, знаете. Не дай бог, как говорится, чтобы в доме завелось подобье зеленой змеи. Или зеленого, скажем, змея.
Почти на два месяца я отлучался из нашего небольшого городка, видел другие города и других людей. Везде было интересно и по-своему хорошо, однако я с радостью вернулся к моим пенатам. Я очень люблю то место, в котором прожил столько лет. И мне кажется, что место тоже любит меня. Когда после возвращения я впервые вышел на прогулку, я увидел терьерчика. Он стоял в траве на нешироком газоне, уставленном молодыми липами. Трава была мокрая, утром шел дождь. Терьерчик очень вырос, еще четче обозначались упомянутые пять шестых породистости. Но выглядел он не то усталым, не то печальным. Нет, не больным, хотя до года щенки и болеют. Песик был именно чем-то опечален. Он, конечно, не узнал меня, ведь наша первая встреча была такой мимолетной. Я обратил внимание на то, что и теперь вместо ошейника на нем был то ли шнурок, то ли полоска материи, завязанная узлом. На этом «ошейнике» поблёскивал крючок карабина. Мне показалось, что шнурок слишком туго завязан. Я подошел и, говоря с терьерчиком как старый знакомый, погладил его по золотой головушке. Щенок замахал серпом необрезанного хвоста и с доверием, но вопросительно посмотрел снизу вверх мне в лицо.
— Мы одной крови, ты и я, — передал я ему слова мальчика Маугли. Терьерчик опять замахал серпом, а я проверил ошейник. Да, он сдавливал ему шею.
Я растянул узел, кольцо стало шире. С этого и началось наше знакомство. В дальнейшем я все больше убеждался в том, что золотая головушка, видно, уже тогда ошиблась в своих людях.
Изо дня в день, осенью и зимой я встречал терьерчика на улицах. Зимой мороз у нас доходил до тридцати градусов, а щенок бегал по морозу, и никто, видимо, не беспокоился, где он, не отморозил ли лапы и концы ушей. Меня он всегда узнавал и подходил поздороваться, однако я замечал, что он и во мне сомневается, — кто меня знает, какой я на самом деле?
Я узнал, где живет терьерчик. Раза три в самые холода я приводил его домой, стучал и говорил тому из хозяев, кого заставал дома, что собака еще очень молодая, а мороз такой сильный, лучше бы не выпускать терьерчика надолго на улицу. К тому же и машины тут особенно часто снуют. Меня слушали, забывали сказать простое «спасибо» и забирали щенка. А через час он опять бегал по морозу.
Из этих посещений у меня осталось непроверенное, конечно, а такое впечатление, что Дух дома у них на жар-птицу нет, не похож. На кого он был похож — это, я думаю, лучше знали хозяева терьерчика. Предоставленный самому себе, щенок быстро понял, что грузовики, автобусы и легковые машины очень опасны. Я часто замечал, как он стоял на краю тротуара, смотрел сначала в одну, потом в другую сторону и лишь потом перебегал улицу.
