Кафедра доверия - [11]

— Хорошо им тут у вас! — сказал я.

В этот момент большой петух подал долгий, баритоновый, журчащий сигнал тревоги. Он теперь стоял, скривив набок голову и оранжевым глазом следя за небом. А в небе медленными кругами ходил узкокрылый истребитель. Ястреб.

Как только послышался сигнал воздушной тревоги, все — большие и малые, сухопутные и морская пехота — кинулись к укрытиям, под навесы, в сарай и к крыльцу. Площадка опустела. А ястреб сделал вираж и вошел в пике, потом снова взмыл и стал чертить низовые круги.

— Уйдет теперь, — спокойно заметил Генрих Птицелов. — До сих пор таких тут не было, а в это лето вот появился один. Куры знают, как спасаться.

Не успел он договорить, как из-под навеса опрометью, во все лопатки, бегом пустился ошалелый лангшаненок. Он шарахнулся наискось через всю площадку туда, к папаше, к большому петуху. Сверху метнулась крестом острокрылая тень, ястреб камнем вошел во второе пике и схватил лангшаненка. Взмахнул, чтобы улететь, но не тут-то было! И лангшаненок был изрядно увесист, и…

Красно-оранжевая стрела с черно-зеленоватой концовкой узко вытянутого хвостишки метнулась из сарая — Петечка оседлал ястреба. Потомок диких банкивских кур и малайских бойцовых, боялся ли он чего-нибудь или кого-нибудь на белом свете?! Он свирепо рвал перья из затылка хищника. Ястреб выпустил лангшаненка, тот вскочил и с криком побежал прочь. А ястреб «включил двигатель» и все же отземлился. Но… с Петечкой на спине.

А Петечка не терял времени. Он уже до крови продолбил затылок истребителя. Ястреб взлетал криво-косо, шатко и валко. Чуть не наткнулся на крышу сарая. Тут Петечка решил, что дело сделано, и с ловкостью акробата перебросился на знакомую, не очень крутую крышу. Встряхнулся. Подтянулся. Посмотрел вслед утекавшему противнику. Оправил клювом надломившееся, торчавшее из крыла зеленовато-черное перо, еще подтянулся и маленьким, но мажорно-боевым голоском кукарекнул.

Внизу большой лангшан дал отбой — прожурчал по-другому, в другом тоне.

Первыми, шлепая босыми ногами, по ли к своему корыту бегуны. Постепенно вышли и прочие.

— Петечка у меня всегда такой, это не петух, а лев! — сказал невозмутимый Генрих Птицелов и подал мне пакетик с репным семенем.

Медалисты

Павел Платонович Ярославцев приехал-таки на дачу. Это был ученый-археолог. Находя в раскопках осколки древней посуды, обломки оружия, части древних построек, он умел по ним рассказывать, как жили люди пятьсот, а то и тысячу лет тому назад.

Пума, Бика, Атолл и Айси внимательно проследили за ним, как он высадился из машины около их садика и пешком двинулся по тропинке наверх, где ему предстояло жить, — машине туда взобраться было трудно.

Павел Платонович, конечно, не заметил четырех чешских терьеров, низеньких собачек с ворсистыми косматенькими мордочками и висячими ушами. Когда человек привыкает странствовать в минувших тысячелетиях, ему ли замечать каких-то сегодняшних игрушечных бобок?

Но бобки были не менее учеными. Поэтому на следующий день они поднялись к верхней даче с визитом вежливости. Павел Платонович пил чай на веранде, когда они влезли по крутым ступенькам и уселись в ряд.

Отодвинув стакан и книгу, сняв очки и держа их точно так, будто собрался рассказать о древности студентам, Павел Платонович произнес:

— Здравствуйте, чудаки! Вы что, соседи?

Терьерчики по очереди ответили густыми короткими голосами. Жена профессора взяла подносик с печеньем и передала мужу. Он деликатно подал каждому гостю по штучке и сказал:

— Прошу! Столичные, знаете…

Печенья мгновенно пропали в косматых ротишках, как в чемоданчиках. Будто замочки — крак-крак-щелк! — сработали белые зубы.

Так началось знакомство.

Вывезенные из Чехословацкой Республики малыши стали ежедневно посещать верхнюю дачу и иногда приносили с собой и подарки: то черно-бархатного крота, то крысу, а однажды, говорят, вытащили из норы даже лисенка, оставшегося от разоренного охотниками выводка. Лисенка, впрочем, пришлось идти смотреть вниз: терьеры пытались втащить его по тропинке к верхней даче, но не смогли.

Археолог вместе с хозяевами собачек удивился сноровке и деловитости малышей. А те полюбили гулять с ним по лесу. Шли так: впереди Атолл, затем Айси, потом Бика и уже в конце Пума.

Ученый следовал за вереницей, вполне доверяя ей выбор дорог к живописным местам. Но однажды к нему приехал знакомый, тоже знаток старины, и почему-то не понравился собакам. Они пришли и ушли, не пожелав сопровождать ученых на прогулку. А прогулка продолжалась часа два и закончилась для ученых большой тревогой и убытками.

Проводив знакомого на станцию, Павел Платонович расположился у стола, достал лупу, разложил книги с фотографиями разных древностей и погрузил руку в карман пиджака, собираясь достать кожаный мешочек, оставленный до завтра приезжим гостем. В мешочке были бронзовые и серебряные древнейшие медали, о которых тот ученый собирался написать большую статью. Были…

Когда рука Павла Платоновича ощупала в кармане спички, ключи и очечник, его охватил страх: мешочка в кармане не оказалось.

Стали искать повсюду дома, но все зря. Медали пропали, словно укатили обратно в тысячелетия.