Кафе «Ностальгия» - [8]

Не знаю, зачем я поднялась в четверг в такую рань, смысла в этом не было никакого, потому что здесь на работу раньше десяти никто не приходит, но я щепетильна и просто помешана на пунктуальности. Я прождала целый час перед закрытой дверью. Едва переступив порог муниципалитета, я заметила объявление на стенде – что-то про фотографии. Я подошла и рядом с прочей информацией прочитала: «Конкурс фотографов-любителей». И тьма всяких условий. Понятно, что это был конкурс для идиотов, но ведь я такой и была – идиоткой-фотолюбительницей, потому что не нашла ничего более интересного, чем можно занять себя. В то время я убивала свою тоску чтением, но надо сказать, что чтение тогда для меня имело совсем не тот смысл, нежели сейчас, то есть я была читателем-самкой, которую занимал лишь сюжет. Чтобы не утомлять никого излишними подробностями, скажу, что я принесла снимки кварталов, разбитых в хлам бедностью, и произошло чудо. Нищета фотогенична, хорошо продается, и к тому же за это неплохо платят. Выигрышем стала поездка на учебу в Нью-Йорк. Я не могла в это поверить. Мне не хотелось уезжать от Шарлин, никогда и никому я не хочу говорить «до свидания», и меньше всего тем, кто поверил мне, кто предложил мне свою дружбу; я подумала, если она и в самом деле ценит меня, то все поймет. Но я не могла вот так за здорово живешь бросить человека, который разделил со мной одиночество. Я суеверна и потому интуитивно чувствовала, что такая неблагодарность повлечет за собой несчастье. Наконец я пошла к ней. Как обычно, она распиналась перед клиентом, в этот раз она продавала трость, которая якобы принадлежала Верлену в те времена, когда у него случился запутанный любовный роман с Рембо, закончившийся выстрелом на площади в Брюсселе.[25] Завидев меня, она оборвала рассказ на полуслове и отбросила в сторону трость. Мы плакали, зная, что опять останемся одни. Она подарила мне шляпку, которую, по ее уверению, носила Анаис Нин,[26] возможно, это и не так, но эта шляпка и ее слова подняли мне настроение.

– Эта шляпка покрывала порочную головку Анаис Нин. Полагаю, она принесет тебе приятные грезы и сотни сексуальных приключений, – сказала она, нежно поглаживая меня по щеке, как если бы это была щека беспокойной писательницы. Я напела песенку Сильвио:[27]

Как на полотне Шагала,[28]

В шляпке женщина лежала

Под лоскутьем одеяла

И от ужаса дрожала.

Нынче – по моей вине —

Плач быть должен обо мне.[29]

Я въехала в Нью-Йорк по Бруклинскому мосту, от радости у меня дух захватило, мурашки побежали по коже, когда я увидела обе башни и Эмпайр Стейт.[30] Боже, вот это да, я словно в каком-то фильме про евреев! Учеба в Нью-Йорке была интересна скорее с технической точки зрения, нежели художественной, однако я смогла пропитаться этим городом, ведь Нью-Йорк был практической частью теоретического дельфийско-лесамианского курса. Там я повстречала друзей моих друзей. Там я познакомилась с Лусио, близким другом моего друга Андро, – который в те времена благоухал, как лавровый лист. Мы встретились в кафе в Виллидж, потом перебрали горы пластинок и купили компакт-диски «Лос-Сафирос»[31] и Марии Бетании,[32] где бразильянка поет «Что за глаза твои глаза» с Жанной Моро.[33] Я узнала, что у нас с Лусио есть кое-что общее: нас бросили. Меня покинула родная семья, а его бросали любовницы, хотя и у меня тоже любовные приключения всегда заканчивались неудачно. Он купил книги на испанском и тут же одну из них подарил мне – «Эль-Монте» Лидии Кабреры.[34] В китайском ресторане «Восточная пальма» мы рассказали друг другу кое-что о своей жизни. На удивление, нам не было скучно, ведь нас интересовали одни и те же темы: жизнь вдали от Того Острова, планы возвращения, ненависть, прощение, смерть. В баре «Хобокен» мы даже пустили слезу – так захотелось снова посидеть на парапете Малекона.[35] Как в плохом фильме, мы немедленно переменили тему, стыдясь своих ничтожных слабостей. Спустя долгое время я приехала на четыре дня на Тот Остров, сопровождая в качестве фотографа одного французского коммерсанта. Я почти никого не увидела из своих друзей. Монги сидел в тюрьме. Ньевес нужно было вылавливать по отелям, а это было нелегко. Мину видеть я не хотела. Другие уже не жили там. Свободного времени у меня было не так много, я зависела от распорядка дня коммерсанта, но все-таки побывала в своем доме в Санта-Крус-дель-Норте, подарила дюжину яиц председательнице жилищного комитета, чтобы она не так сильно волновалась по поводу моего присутствия. Я не вылезала из министерств, но все-таки мне удалось выбрать время, чтобы посидеть вечерком на парапете Малекона, только для того, чтобы отдать должное Андро и Лусио. Я поехала не за тем, чтобы поквитаться, а чтобы посмеяться над этими французами, которые едут на Тот Остров, а потом возвращаются и, как хвастливые туристы, рассказывают о несуществующей стране или существующей в их немощных грезах. Ничего не поделаешь, Марсела, так люди развлекаются. Черт возьми, что они хотят, подохнуть все скопом, что ли? Или им не хватает наших без вести пропавших в океане?