Кафе «Ностальгия» - [7]

Шрифт
Интервал

Я до сих пор жалею о том приступе гордости. Оставаться в этой стране становится все труднее, и хотя я и прожила здесь уже десять лет, мне приходилось сопротивляться и упорствовать, как школьнице, в префектуре Лютеции поначалу три месяца, а потом и в течение всех лет: а где декларация о доходах, социальная гарантия, место жительства, банковская карточка, сберегательные счета, в конце концов, все это делается, чтобы набить деньгами ненасытное чрево бюрократии. Я стерпела подобную дикость, потому что не считалась с большинством этих требований, придирок, нападок, пинков из одного ведомства в другое, писем, которые ничего не могли доказать. Я потратила кучу денег на документы, не имевшие ровно никакого значения: социальная гарантия иностранца, социальная гарантия студента, печать для сего, печать для того, подпись нотариуса и так без конца… Настоящий постэкзистенциальный кошмар. Слава богу, что я умела читать и писать по-французски и понимала, чего от меня хотят в разных анкетах. Сколько раз я вынуждена была помогать неграмотным арабам. Между тем я на свой страх и риск – ведь у меня не было разрешения на работу – кое-где подрабатывала, там, где платили натурой.

Вот так, с трудом перебиваясь, я и познакомилась на блошином рынке на улице Порт-де-Клиньанкур с Шарлин. Она была единственным человеком после старика, который действительно помог мне. Шарлин – умная и элегантная женщина, пахнущая базиликом, мне ни за что не угадать ее возраст, не знаю, делала ли она пластическую операцию, но смотрится она на сорок с небольшим, возможно, ей и больше, но этого совсем не заметно. Шарлин продавала шляпки двадцатилетней давности в своей лавке, опрысканной препаратом от клопов и вшей. Несмотря на это, на толкучке уходило все, – в конце концов, главным ее товаром были ее веселый нрав, ее остроумие, ее душа. Если она продавала какую-то свою шляпку двадцатилетней давности, то непременно рассказывала покупательнице, что эта шляпка ранее принадлежала самой Джуне Барнс,[19] и так она все это сочиняла, что заслушаешься. Шарлин была перекупщиком грез. Народ здесь весьма грустный и очень застенчивый, и потому просто необходимы нежность и целые тонны иллюзий.

Однажды в воскресенье, когда я погибала от отчаяния, в которое меня вогнала моя злополучная судьба, Шарлин предложила мне скататься на машине в Испанию. Мы ехали через Андорру, и Шарлин предупредила меня, чтобы я не забыла паспорт. На границе она потратила кучу времени на оформление моих документов. Вернувшись, Шарлин принесла разрешение на въезд во Францию по служебной визе; виза, которую мне выдали, была тогда первой моей туристической визой после временных гостевых виз, потому что, хотя я и была замужем за потомком галла, мне следовало тихо-спокойно сидеть, если не сказать лежать, в своей родной стране и ждать разрешения на въезд под видом воссоединения семьи. А вот этого он не желал, и тогда я должна была поехать туристкой по трехмесячной визе. Получение разрешения на въезд для меня было из всего этого самым привлекательным, ведь раньше я видела Францию только лишь в фильмах «Черный тюльпан»[20] с Аленом Делоном и «Картуш»[21] с Бельмондо и Кардинале. Когда мы вернулись из поездки, Шарлин нашла мне работу, и я стала продавать в ее лавке трости. Так я смогла хоть как-то наладить свою жизнь, по крайней мере на год.

В один из дней – когда дело не очень-то продвигалось, хотя торговля тростями никогда не шла особо удачно, впрочем, и шляпами тоже, ведь народ скорее слушал ее болтовню, чем интересовался цилиндрами да котелками от Шанель, похожими на ночной горшок, да простит меня Шарлин, но кому взбредет в голову в середине восьмидесятых напялить истрепанную двадцатью годами шляпу, – так вот в понедельник (блошиный рынок работал по субботам, воскресеньям и понедельникам), в полдень, я оставила в палатке алжирца, с которым мы работали посменно, и заскочила в магазинчик, где продавали подержанные фотоаппараты. Меня очаровал старенький «кэнон», и я выложила за него пять франков. Так началось мое кошмарное увлечение. Вечером я купила черно-белую пленку, набрала в букинистическом магазине книг по фотографии: одну Дуано,[22] потом дорогущую книжку Анри Картье-Брессона[23] и за пять франков – книгу Тины Модотти.[24] Пока ехала в пригородной электричке, я пожирала глазами страницу за страницей. Никогда я не осваивала такие объемы знаний за столь краткое время.

Во вторник, в свой выходной, таскаясь в охотку по городу, я забралась в самый отвратительный район парижских окраин. Я фотографировала все подряд: людей, дома, животных, растения, деревья, даже лужи с затхлой водой. Домой вернулась полумертвая от усталости. В то время я жила на последнем этаже дома номер шесть по улице Мартир. Комната, которую я снимала, была всего полтора на два метра, половину пространства занимала кровать. Сидя на матрасе, можно было откинуть доску, служившую столом, или спустить на веревке другую, меньшую, служившую мне кухней, общий туалет располагался на лестнице – смрад от нечистот, выразимся деликатно, был обычным делом. Зимой холод, проникавший сквозь крышу, пробирал меня до костей, летом я жарилась как на сковородке. Большим счастьем для меня было иметь две смены постельного белья, которое неизменно попахивало жареной картошкой и чем-то еще. В тот вечер я притащилась домой измученная, открыла дверь, с порога бросилась на матрас и проспала до вечера среды, даже ног не подобрала, так они и торчали из открытой двери. В среду вечером я проснулась с таким чувством голода, что даже от не выносимого мной запаха соседской индийской пищи у меня потекли слюнки, и я, позабыв о снимках и фотоаппарате, побежала в ближайший «Макдональдс», тот, что на углу бульваров Барбе и Рушешуар. Жадно набросившись на еду, я ела и ела, пока к горлу не подкатила изжога, но все равно я продолжала жевать и глотать, не обращая внимания на то, что еще немного, и меня стошнит. Я заглотила рацион небогатых туристов: большой гамбургер, жареный картофель с газетным привкусом и море кока-колы. Мне захотелось пройтись по улице, где полно клубов с пип-шоу, и в первый раз после долгого перерыва я почувствовала неутолимое желание залечь с кем-нибудь в постель, ласкать чье-то обнаженное тело и шептать: «Люблю тебя, ты мне нравишься, не уходи, пожалуйста, посмотри на меня, останься». Мне нужно было, чтобы я кого-то просила, нежно умоляла, и самой мне была необходима ответная нежность. Но тут же я опомнилась: все это ерунда, мне ничего не надо и тем более всякой там нежности. Неоновые огни не убедили меня в том, что мне сейчас так уж необходима любовь. Я вернулась в свою дыру. На следующий день мне нужно было встать пораньше, чтобы сходить в городской отдел помощи эмигрантам – там мне порой перепадала какая-нибудь работенка.


Еще от автора Зое Вальдес
Детка

Роман «Те di la vida enlcra», в русском переводе названный «Детка», – это история девушки. Куки Мартинес, Детки, которая, едва отметив свое шестнадцатилетие, приезжает из провинции в предреволюционную Гавану. Одна дивная гаванская ночь погружает Детку в мир грез, из которого ее не в состоянии вывести даже последующие годы коммунистического абсурда. С отменной непринужденностью, демонстрируя мастерское владение словом. Зоя Вальдес написала пронзительный роман о любви, надежде и разочаровании.В 1996 году благодаря этой книге Зоя Вальдес стала финалисткой премии за лучший испаноязычный роман.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.