К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама - [90]

или метафорически, подразумевая «обращение оседлого в кочевое» [Сошкин 2015: 195], или метонимически, обозначая то, что украдено и унесено цыганами[97]. Образ мачехи, по всей видимости, вырастает из темы кражи: поскольку звезды – это украденные, перемещенные на ночное небо объекты, ночь для них – не родное место обитания, не «родная мать», а мачеха (напомним, что мать и мачеха – слова очень идиоматичные, они образуют целый ряд фразеологизмов, поэтому появление в тексте одного из этих слов, как кажется, почти неизбежно актуализирует фразеологический план языка).

Ночь, что будет сейчас и потом?

Строка отталкивается от разговорного выражения Что сейчас будет!, произносимого с особой экспрессивной интонацией. Однако за счет обращения к ночи и благодаря инверсии экспрессивный смысл нейтрализуется и на первый план выходит риторическое сопоставление ближайшего будущего и будущего чуть более отдаленного (сейчас и потом).

<7>

Наливаются кровью аорты,

Идиома наливаться кровью означает ‘покраснеть от прилива крови под влиянием гнева’ и, как правило, сочетается с глазами. В процитированной строке идиоматический смысл уходит и словосочетание буквализуется – ‘аорты наполняются кровью’.

И звучит по рядам шепотком:

– Я рожден в девяносто четвертом…

– Я рожден в девяносто втором…

И, в кулак зажимая истертый

Обратим внимание на небольшое узуальное смещение: вместо (зажимая) в кулаке – в кулак. Возможно, эта особенность словоупотребления мотивирована идиомой зажимать в кулак (‘подчинять своей воле’). Смысл идиомы в текст не привносится, но она может выступать как мотиватор лексического ряда (случай, аналогичный примерам в классе 3 нашей классификации).

Год рожденья, с гурьбой и гуртом

Словосочетание с гурьбой и гуртом, если опираться на словарь Даля, является идиоматичным словосочетанием, строящимся на синонимах: «гурьбой, гуртом, общими силами, дружно или сообща, всею толпою, все вместе» (статья «Гурт»).

Я шепчу обескровленным ртом:

Обескровленный рот перекликается с налившимися кровью аортами в начале строфы. Само словосочетание становится синонимическим переосмыслением таких выражений, как побледневшие губы, бледные губы, которые воспринимаются в усиленном, медицинском смысле (побледневшие – обескровленные).

Я рожден в ночь с второго на третье

Января – в девяносто одном

В первой строке проявляется грамматически фиксированная конструкция в ночь (с X) на Y, которая четко маркирует темпоральную тему строк. Однако ее развитие в следующей строке не вполне конвенционально. Девяносто одном можно интерпретировать двояко: если один – это числительное, то в строке называется год рождения говорящего субъекта; если же в слове одном видеть неопределенное местоимение, то это – обобщение дат предыдущих реплик (то есть в 1890‐е, в каком-то году этого десятилетия). Употребление слова один «в обеих ипостасях ненормативно» [Левин 1979: 203]. Таким образом, в любом случае строка модифицирует нормативные языковые конструкции.

Ненадежном году – и столетья

Впрочем, с учетом ненадежного года эту и предыдущую строки можно прочитать несколько по-другому: в одном ненадежном году предстает цельным высказыванием. Тогда исчезает необходимость видеть в использовании слова один ненормативность, однако при такой трактовке предыдущее высказывание лишается целостности: Я рожден в девяносто… . Поэтому можно высказать гипотезу, что слово один задействовано одновременно в двух конструкциях: Я рожден в девяносто ₁одном | ₂одном ненадежном году. Следующим шагом закономерно предположить, что в этой конструкции на месте ₁одном – эллипсис, и поэтому читательское сознание легко достраивает нормативное употребление – Я рожден в девяносто [первом], [в] одном ненадежном году.

Окружают меня огнем.

Слово окружают проявляется сразу в двух значениях. Первое, по сути, аналогично семантике таких выражений, как окружить заботой, только здесь в качестве дополнения (обозначающего атмосферу, в которую помещают объект внимания) выступает огонь. При этом в контексте стихотворения слово окружать приобретает и военный смысл. Столетья окружают героя огнем подобно тому, как на войне окружают противника.

***

Как показал в своей статье Ю. И. Левин, «Стихи о неизвестном солдате» развиваются темами, подобными музыкальным темам в оратории или симфонии, причем они «развертываются и скрещиваются преимущественно не фабульно-сюжетным, а чисто семантическим образом» [Левин 1979: 188–189].

Наши наблюдения позволяют добавить, что этот принцип семантического переплетения вырастает из трансформации нормативных, устойчивых языковых сочетаний в неожиданные или парадоксальные образы, объединяющие в себе сразу несколько тем. На протяжении всего текста (а особенно в его начале) проявляется несколько ключевых приемов обработки идиоматики. Например, вся линия антропоморфизированного описания внешнего мира выстроена на основе переноса эпитетов, характеризующих человека, на природные явления (см.: всеядный и деятельный воздух, изветливые звезды, неприветливый сеятель-дождь и т. д.), а также за счет сдвига семантики нормативных словосочетаний (см.: