К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама - [86]
Слово десятичноозначенный актуализирует термин скорость света, который метонимически переносится на эфир [Гаспаров М. 1996: 71].
Слово луч, надо полагать, заменяет слово пыль из идиомы размолоть в пыль. Семантика вытесненного слова поддерживается строкой «Весть летит светопыльной обновою».
Как заметил Е. Сошкин, слово моль может актуализировать выражение траченный молью, а также высказывания, в которых человек как легкий объект истребления сопоставляется с молью [Сошкин 2015: 210]. В самом деле, в этих строках говорится о начале движения света, который включает в себя сцены уничтожения солдат в разных битвах. В таком контексте моль способна отсылать к выражению бить как моль (ср. во вспоминаемом в этой связи Сошкиным «Джоне Боттоме» (1926) В. Ходасевича: «Ослабли немцы наконец. / Их били мы, как моль»). На этот семантический план работает и семантика боли (светлой болью).
Выражение поле битвы [Семенко 1997: 102] дано с эллипсисом (впрочем, битва появляется в последней строке строфы: «И от битвы вчерашней светло»), при этом само слово поле в строке обыгрывается, что может несколько затемнять этот простой случай переработки коллокации. Отметим, что словосочетание поле полей образовано по модели библеизмов, вроде Песни песней или Царя царей (см. и другой пример использования этой конструкции в строчке «Чаша чаш и отчизна отчизне»).
По мысли Ю. И. Левина, треугольным … журавлем – «образ от боевого клина <…> и от журавлиного клина в „Бессоннице…“ 1915 г.» [Левин 1979: 199]. Представляется, что вспоминать раннее стихотворение не обязательно, поскольку строка в первую очередь строится на переосмыслении языка. Так, прилагательное треугольный синонимически заменяет слово клин из коллокации журавлиный клин, а журавлиный при этом трансформируется в существительное журавль. Контекст стихотворения, а именно клин боевой в третьей строфе, подкрепляет сложную семантику строки.
Словосочетание весть летит связано с нормативными коллокациями, в которых новость сочетается с глаголами полета: вести прилетели, до нас долетели вести и т. п. Выражение весть летит буквализуется, так как речь идет о летящем свете. См. также комментарий к строчке «Свет размолотых в луч скоростей».
Уже высказывалось предположение, что последняя строка ассоциируется со словами Христа Я свет миру (Ин. 8:12) [Хазан 1991: 301; Гаспаров М. 1996: 73]. Нам, однако, представляется, что здесь – с учетом социальных коннотаций, важных для всего стихотворения [Гаспаров М. 1996], – обыгрывается также выражение светлое будущее (в таком случае слово будущее как бы буквализуется в глагольной форме – будет светло). Стоит отметить, что в мандельштамовской строке из‐за использования слова свет возникает двусмысленность (свет может быть понят и как мир, и как физическое явление) и одновременно риторический эффект – стечение однокоренных слов.
Ю. И. Левин обратил внимание на то, что в строке «И своими косыми подошвами» прилагательное косые использовано вместо прилагательного босые [Левин 1979: 200]. Вместе с тем в строках переосмысляется коллокация косой луч (по догадке А. К. Жолковского, образ такого косого, то есть наклоненного, луча мог возникнуть под влиянием учебника физики или оптики [Левин 1979: 200]). Одновременно здесь семантизируется глагол стоять. С одной стороны, нельзя исключать лексического воздействия идиомы стоять в глазах (‘казаться, представляться’). С другой – свет или луч в языковом узусе способен лежать (свет лежал на чем-либо), падать (свет падал на что-либо), а иногда и стоять. По всей вероятности, сходные примеры из распространенного употребления в обсуждаемой строке переосмысляются, буквализуются. Интересно, что в целом смысл строк предстает сложной семантической вариацией фраземы свет бьет в глаза.
Строка является сложным случаем синонимии. В словосочетании убитые задешево наречие задешево переосмысляет идиому ни за грош (‘напрасно, даром’), которая, как правило, появляется в речи в связи со смертью или тяжелым несчастьем, метафорически воспринимающимся как окончание жизни: см. поговорки пропал ни за грош и погубили его ни за грош, приведенные в «Словаре…» Даля. Помимо синонимической замены, Мандельштам смещает семантику этого выражения, перенося его в военный контекст, и оно в модифицированном виде обозначает минимальную стоимость человеческой жизни на войне. Такое значение в свою очередь отталкивается от буквального понимания распространенных выражений, в которых жизнь соотносится с экономическим контекстом:
Эта книга воспроизводит курс лекций по истории зарубежной литературы, читавшийся автором на факультете «Истории мировой культуры» в Университете культуры и искусства. В нем автор старается в доступной, но без каких бы то ни было упрощений форме изложить разнообразному кругу учащихся сложные проблемы той культуры, которая по праву именуется элитарной. Приложение содержит лекцию о творчестве Стендаля и статьи, посвященные крупнейшим явлениям испаноязычной культуры. Книга адресована студентам высшей школы и широкому кругу читателей.
Наум Вайман – известный журналист, переводчик, писатель и поэт, автор многотомной эпопеи «Ханаанские хроники», а также исследователь творчества О. Мандельштама, автор нашумевшей книги о поэте «Шатры страха», смелых и оригинальных исследований его творчества, таких как «Черное солнце Мандельштама» и «Любовной лирики я никогда не знал». В новой книге творчество и судьба поэта рассматриваются в контексте сравнения основ русской и еврейской культуры и на широком философском и историческом фоне острого столкновения между ними, кардинально повлиявшего и продолжающего влиять на судьбы обоих народов. Книга составлена из статей, объединенных общей идеей и ставших главами.
Владимир Сорокин — один из самых ярких представителей русского постмодернизма, тексты которого часто вызывают бурную читательскую и критическую реакцию из-за обилия обеденной лексики, сцен секса и насилия. В своей монографии немецкий русист Дирк Уффельманн впервые анализирует все основные произведения Владимира Сорокина — от «Очереди» и «Романа» до «Метели» и «Теллурии». Автор показывает, как, черпая сюжеты из русской классики XIX века и соцреализма, обращаясь к популярной культуре и националистической риторике, Сорокин остается верен установке на расщепление чужих дискурсов.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В новую книгу волгоградского литератора вошли заметки о членах местного Союза писателей и повесть «Детский портрет на фоне счастливых и грустных времён», в которой рассказывается о том, как литература формирует чувственный мир ребенка. Книга адресована широкому кругу читателей.
Франция привыкла считать себя интеллектуальным центром мира, местом, где культивируются универсальные ценности разума. Сегодня это представление переживает кризис, и в разных странах появляется все больше публикаций, где исследуются границы, истоки и перспективы французской интеллектуальной культуры, ее место в многообразной мировой культуре мысли и словесного творчества. Настоящая книга составлена из работ такого рода, освещающих статус французского языка в культуре, международную судьбу так называемой «новой французской теории», связь интеллектуальной жизни с политикой, фигуру «интеллектуала» как проводника ценностей разума в повседневном общественном быту.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.