К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама - [84]
Слово деятельный активизирует коллокацию деятельный человек, поддерживая, таким образом, антропоморфное описание природных сил (см. сердце в предыдущей строке).
По наблюдению И. М. Семенко, в строке можно увидеть идиоматическое выражение океан воздуха [Семенко 1997: 91]. Думается, что это выражение разбивается и разносится по разным строкам строфы, а его идиоматический смысл (‘много воздуха’) в текст не включается – в словосочетании океан без окна воздух называется океаном напрямую, уже без семы ‘много’. Выражение в итоге оказывается мотиватором метафорического ряда. Что касается без окна, то мы предполагаем, что, поскольку ранее речь шла о воздухе, оборот в данном случае означает ‘без просвета’. В таком контексте яснее становится и уточнение в конце строки: речь идет о «сплошном», «чистом» веществе, без каких-либо зазоров и просветов.
В этой строке двоится семантика выражения в осужденье. С одной стороны, оно означает ‘неодобрение, порицание’, однако за счет судьи и свидетеля у слова осуждение возникает юридическое значение – ‘судебное обвинение’. Этот судебный контекст тем не менее оказывается нелогичным и рекурсивным, потому что обвиняются здесь судья и свидетель, то есть те, кто как раз не должен подлежать суду. Семантика порицания таким образом выходит на первый план, но юридические ассоциации стремятся перекрыть это значение.
Связь дождя и сеятеля основана на коллокации дождь сеет(ся) или на аналогичных по смыслу, но грамматически по-другому оформленных выражениях – небо/тучи сеют дождь (ср.: «Мелкий дождь сеет с утра…», И. С. Тургенев; «Серое небо низко повисло, и беспрерывно сеет на нас мелкий дождь», В. Гаршин). Отталкиваясь от фразеологического плана, Мандельштам создает образ дождя-сеятеля, продолжая антропоморфное описание природных сил в стихотворении.
И. М. Семенко обратила внимание на то, что в этой строке словосочетание безымянная манна «завуалированно подразумевает выражение манна небесная» [Семенко 1997: 91; ср.: Хазан 1991: 295].
Здесь проявляется стремление к словесной рекурсии: строка основана на коллокации метить (помечать) что-либо крестиком. Это согласуется с образом топографической карты, где тот или иной участок (например, лес) помечен крестиками (см. разные трактовки смысла этих строк: [Гаспаров М. 1996: 69]). При этом в тексте изменен актант: крестики сами метят собой океан или клин боевой (так мы понимаем, что речь, возможно, идет о деревянных могильных крестах, то есть смертях, которые множатся).
Боевой клин – «военный технический термин» [Гаспаров Б. 1994: 226].
Выражение холодные люди (холодный человек) в нормативном узусе обозначает людей строгих и бесстрастных, однако в приведенной строке слово холодные лишается этого переносного значения и понимается как ‘замерзшие’. По всей видимости, так происходит благодаря контексту: эпитеты хилые и холодные представлены как однородные определения, образующие характеристику людей. Непротиворечивой эта характеристика может быть только в том случае, если слово холодные понять буквально (поскольку бесстрастный, строгий человек не воспринимается хилым и слабым). Такое понимание подкрепляется и следующей строкой.
По отношению к людям глаголы холодать и голодать всегда употребляются в паре (в значении ‘бедствовать, нуждаться’, ср.: [Виноградов 1977: 167]). Таким образом, в буквальном перечислении тягот, которые будут претерпевать люди на войне, проступает устойчивое сочетание, усиливающее семантику ‘бедствования’.
В этих строках буквализована могила неизвестного солдата. Это словосочетание обозначает мемориальный архитектурный объект, поставленный на месте символического погребения неопознанного солдатского тела. И в этих строках, и в названии стихотворения Мандельштам оперирует сочетанием неизвестный солдат как отдельным именем, не метонимически обозначающим множество убитых, а называющим конкретного человека с его знаменитой могилой (под сводами Триумфальной арки в Париже).
Как намек на технический термин может быть воспринята хилая ласточка, поскольку прилагательное хилая, по наблюдению исследователя, применяется к машинам: хилая машина – «слабосильная, ненадежная, опасная в обращении» [Гаспаров Б. 1994: 227]. Нам, однако, не удалось обнаружить выражение хилая машина в источниках до 1937 года. Возможно, поэт фиксирует в стихах разговорную конструкцию, не отраженную в текстах его времени.
Воздушная могила, по предположению Б. М. Гаспарова, идет не только от поэтических выражений, но и из жаргонных фраз летчиков и моряков: воздушный гроб, летать (плавать) на гробах, угробиться (то есть разбиться) [Гаспаров Б. 1994: 227]. Если так, то словосочетание
