К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама - [84]

Шрифт
Интервал

).

И в землянках всеядный и деятельный

Слово деятельный активизирует коллокацию деятельный человек, поддерживая, таким образом, антропоморфное описание природных сил (см. сердце в предыдущей строке).

Океан без окна – вещество.

По наблюдению И. М. Семенко, в строке можно увидеть идиоматическое выражение океан воздуха [Семенко 1997: 91]. Думается, что это выражение разбивается и разносится по разным строкам строфы, а его идиоматический смысл (‘много воздуха’) в текст не включается – в словосочетании океан без окна воздух называется океаном напрямую, уже без семы ‘много’. Выражение в итоге оказывается мотиватором метафорического ряда. Что касается без окна, то мы предполагаем, что, поскольку ранее речь шла о воздухе, оборот в данном случае означает ‘без просвета’. В таком контексте яснее становится и уточнение в конце строки: речь идет о «сплошном», «чистом» веществе, без каких-либо зазоров и просветов.

До чего эти звезды изветливы!
Все им нужно глядеть – для чего? —
В осужденье судьи и свидетеля,

В этой строке двоится семантика выражения в осужденье. С одной стороны, оно означает ‘неодобрение, порицание’, однако за счет судьи и свидетеля у слова осуждение возникает юридическое значение – ‘судебное обвинение’. Этот судебный контекст тем не менее оказывается нелогичным и рекурсивным, потому что обвиняются здесь судья и свидетель, то есть те, кто как раз не должен подлежать суду. Семантика порицания таким образом выходит на первый план, но юридические ассоциации стремятся перекрыть это значение.

В океан без окна – вещество.
Помнит дождь, неприветливый сеятель,

Связь дождя и сеятеля основана на коллокации дождь сеет(ся) или на аналогичных по смыслу, но грамматически по-другому оформленных выражениях – небо/тучи сеют дождь (ср.: «Мелкий дождь сеет с утра…», И. С. Тургенев; «Серое небо низко повисло, и беспрерывно сеет на нас мелкий дождь», В. Гаршин). Отталкиваясь от фразеологического плана, Мандельштам создает образ дождя-сеятеля, продолжая антропоморфное описание природных сил в стихотворении.

Безымянная манна его,

И. М. Семенко обратила внимание на то, что в этой строке словосочетание безымянная манна «завуалированно подразумевает выражение манна небесная» [Семенко 1997: 91; ср.: Хазан 1991: 295].

Как лесистые крестики метили

Здесь проявляется стремление к словесной рекурсии: строка основана на коллокации метить (помечать) что-либо крестиком. Это согласуется с образом топографической карты, где тот или иной участок (например, лес) помечен крестиками (см. разные трактовки смысла этих строк: [Гаспаров М. 1996: 69]). При этом в тексте изменен актант: крестики сами метят собой океан или клин боевой (так мы понимаем, что речь, возможно, идет о деревянных могильных крестах, то есть смертях, которые множатся).

Океан или клин боевой.

Боевой клин – «военный технический термин» [Гаспаров Б. 1994: 226].

Будут люди холодные, хилые

Выражение холодные люди (холодный человек) в нормативном узусе обозначает людей строгих и бесстрастных, однако в приведенной строке слово холодные лишается этого переносного значения и понимается как ‘замерзшие’. По всей видимости, так происходит благодаря контексту: эпитеты хилые и холодные представлены как однородные определения, образующие характеристику людей. Непротиворечивой эта характеристика может быть только в том случае, если слово холодные понять буквально (поскольку бесстрастный, строгий человек не воспринимается хилым и слабым). Такое понимание подкрепляется и следующей строкой.

Убивать, холодать, голодать, —

По отношению к людям глаголы холодать и голодать всегда употребляются в паре (в значении ‘бедствовать, нуждаться’, ср.: [Виноградов 1977: 167]). Таким образом, в буквальном перечислении тягот, которые будут претерпевать люди на войне, проступает устойчивое сочетание, усиливающее семантику ‘бедствования’.

И в своей знаменитой могиле
Неизвестный положен солдат.

В этих строках буквализована могила неизвестного солдата. Это словосочетание обозначает мемориальный архитектурный объект, поставленный на месте символического погребения неопознанного солдатского тела. И в этих строках, и в названии стихотворения Мандельштам оперирует сочетанием неизвестный солдат как отдельным именем, не метонимически обозначающим множество убитых, а называющим конкретного человека с его знаменитой могилой (под сводами Триумфальной арки в Париже).

Научи меня, ласточка хилая,
Разучившаяся летать,

Как намек на технический термин может быть воспринята хилая ласточка, поскольку прилагательное хилая, по наблюдению исследователя, применяется к машинам: хилая машина – «слабосильная, ненадежная, опасная в обращении» [Гаспаров Б. 1994: 227]. Нам, однако, не удалось обнаружить выражение хилая машина в источниках до 1937 года. Возможно, поэт фиксирует в стихах разговорную конструкцию, не отраженную в текстах его времени.

Как мне с этой воздушной могилой

Воздушная могила, по предположению Б. М. Гаспарова, идет не только от поэтических выражений, но и из жаргонных фраз летчиков и моряков: воздушный гроб, летать (плавать) на гробах, угробиться (то есть разбиться) [Гаспаров Б. 1994: 227]. Если так, то словосочетание


Рекомендуем почитать
Творец, субъект, женщина

В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.


Современная русская литература: знаковые имена

Ясно, ярко, внятно, рельефно, классично и парадоксально, жестко и поэтично.Так художник пишет о художнике. Так художник становится критиком.Книга критических статей и интервью писателя Ирины Горюновой — попытка сделать слепок с времени, с крупных творческих личностей внутри него, с картины современного литературного мира, представленного наиболее значимыми именами.Дина Рубина и Евгений Евтушенко, Евгений Степанов и Роман Виктюк, Иосиф Райхельгауз и Захар Прилепин — герои книги, и это, понятно, невыдуманные герои.


Литературное произведение: Теория художественной целостности

Проблемными центрами книги, объединяющей работы разных лет, являются вопросы о том, что представляет собой произведение художественной литературы, каковы его природа и значение, какие смыслы открываются в его существовании и какими могут быть адекватные его сути пути научного анализа, интерпретации, понимания. Основой ответов на эти вопросы является разрабатываемая автором теория литературного произведения как художественной целостности.В первой части книги рассматривается становление понятия о произведении как художественной целостности при переходе от традиционалистской к индивидуально-авторской эпохе развития литературы.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.


Обратный перевод

Настоящее издание продолжает публикацию избранных работ А. В. Михайлова, начатую издательством «Языки русской культуры» в 1997 году. Первая книга была составлена из работ, опубликованных при жизни автора; тексты прижизненных публикаций перепечатаны в ней без учета и даже без упоминания других источников.Настоящее издание отражает дальнейшее освоение наследия А. В. Михайлова, в том числе неопубликованной его части, которое стало возможным только при заинтересованном участии вдовы ученого Н. А. Михайловой. Более трети текстов публикуется впервые.


Тамга на сердце

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Языки современной поэзии

В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.


Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.


Самоубийство как культурный институт

Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.


Другая история. «Периферийная» советская наука о древности

Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.