К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама - [76]
Стихотворение, сосредоточенное на анализе текучего психологического состояния, естественно сочетает в себе легкие языковые смещения и переосмысление фразеологии (ее появление вполне предсказуемо, поскольку значительное количество идиом и фразеологизмов очерчивают психологические и эмоциональные проявления человека).
Интроспективный характер стихотворения заметен уже в первых строках. Воссоздаваемый в тексте мир – это метафорическое толкование внутреннего «я» лирического героя, пространства его души. Оно предстает омутом, который в фразеологическом фонде языка связан со свойствами человека (в тихом омуте черти водятся) и субъективной оценкой обстоятельств, в которых он оказывается (см. выражения хоть в омут, окунуться / погрузиться в омут, броситься в омут с головой, а также душевная муть / муть на душе – в последнем случае муть в переносном смысле аттестована отрицательно и в этом аспекте может перекликаться с метафорическим смыслом омута в конструкции омут чего-либо).
Мандельштам аккумулирует эти фразеологические оттенки слова омут (что и позволяет думать, что в стихотворении описывается душа лирического героя), но осложняет эту семантику, соединяя ее с реальным планом во второй строке: «И томное окно белеет». В ней слово окно, вероятно, употреблено в значении ‘остаток водоема, открытая полынья в трясине’. Обращение к такому значению слова окно поддерживает целостность текста, что, однако, не отменяет актуализации и другого, переносного значения слова окно – ‘просвет, отверстие в чем-либо’. Это значение, по-видимому, ассоциативно также подкрепляется фразеологическим планом, см. переносное значение слова просвет – ‘улучшение, облегчение’ (без просвета, наступил просвет)[82], а также выражение светло на душе.
В экспозиции текста при этом происходит смешение визуальных впечатлений. Во второй строке выделяется предикат белеет, который требует контрастного цветового обрамления. Таким фоном служат слова прозрачно и темно, семантика которых, однако, дизъюнктивна (в силу того, что ‘прозрачность’ связана с обилием света). Поскольку объединение ‘темноты’ и ‘прозрачности’ тяготеет к смысловому противоречию, сема ‘темноты’ в восприятии читателя оттягивается ко второй строке – к слову окно. При этом окно уже снабжено характеристикой – томное, и это слово выпадает из ряда визуальных впечатлений. Поэтому благодаря семе ‘темноты’ (слово темно) и коллокации темное окно возникает предположение о замене темное → томное. Общая для омута и окна сема ‘темноты’ совмещает семантику первых двух строк. Одновременно прилагательное томный вводит тему психологического переживания.
Описание внутреннего состояния разворачивается во второй части первой строфы, которая целиком базируется на идиоме тяжело на сердце. Строки «А сердце, отчего так медленно оно / И так упорно тяжелеет» разрушают устойчивую форму идиомы – лексический ряд модифицируется (тяжело → тяжесть), причем семы ‘сердце’ и ‘тяжесть’ разнесены по разным частям высказывания. Самое существенное изменение заключается в том, что идиома, которая обычно констатирует уже свершившийся факт, здесь переведена в темпоральный план, и строки пытаются – как бы в замедленной съемке – зафиксировать длящийся временной промежуток, когда появляется тяжесть на сердце.
Во второй строфе возникшая на основе идиомы метафора развивается. В строке «То всею тяжестью оно идет ко дну» то, что происходит с сердцем, обозначается с помощью полностью проявленной идиомы идти ко дну (строка еще раз напоминает о фразеологическом плане первой строфы словом тяжесть). При этом идиоматический смысл в строфе обыгрывается. Сердце физически становится тяжелым и способным утонуть от своего веса. Дно же оказывается и буквальным илистым дном омута из первой строки, и ассоциативно соотносится (благодаря главной теме стихотворения) с фразеологическим дном души (см.: на дне души, со дна души и т. п.).
Во второй части второй строфы неназванная главная тема стихотворения – душа – ассоциативно связывает ряд лексем с фразеологическим планом. Так, слово глубина сопоставляется с глубиной души (см.: в глубине души), а соломинка через сему ‘легкость’ и через описание ее действий (легкое, без усилий, перемещение) позволяет вспомнить выражение легко на душе.
Отметим также ненормативное употребление глагола миновать в сочетании с глубиной. Этот глагол используется по отношению к горизонтально развертывающемуся пространству, в котором можно пройти мимо чего-либо или оставить что-либо в стороне. Здесь же имеется в виду, что соломинка выныривает на поверхность (наверх всплывает), то есть, передвигаясь снизу вверх, минует глубину так, как избегают опасности (ср. коллокацию опасность миновала, где глагол миновать имеет другое, хотя и близкое значение – ‘пройти, окончиться’). Легкость этого перемещения сердца подчеркнута включением фразеологизма без усилий.
В третьей строфе подводится итог эмоциональным перепадам субъекта, описанным через передвижение сердца в водном пространстве. Обращенные к самому себе советы в первых двух строках интересным образом намекают на расщепление человека: «стоять у [своего] изголовья» и «баюкать» себя должен сам субъект (ср. аналогичный пример: «Я и садовник, я же и цветок» – «Дано мне тело…», 1909). Эта отрефлексированная и названная противоречивость соответствует зафиксированной в первых двух строках противоречивости психологического состояния «я».
В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Нобелевская лекция лауреата 1998 года, португальского писателя Жозе Сарамаго.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.
Настоящая книга является первой попыткой создания всеобъемлющей истории русской литературной критики и теории начиная с 1917 года вплоть до постсоветского периода. Ее авторы — коллектив ведущих отечественных и зарубежных историков русской литературы. В книге впервые рассматриваются все основные теории и направления в советской, эмигрантской и постсоветской критике в их взаимосвязях. Рассматривая динамику литературной критики и теории в трех основных сферах — политической, интеллектуальной и институциональной — авторы сосредоточивают внимание на развитии и структуре русской литературной критики, ее изменяющихся функциях и дискурсе.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.