К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама - [70]
«Мы прошли разряды насекомых / С наливными рюмочками глаз» («Ламарк», 1932). По замечанию О. Ронена, рюмочки глаз восходят к бокальчатому глазу – термину, «обозначающему разновидность органа зрения у беспозвоночных» [Сошкин 2015: 159; Ронен 2010: 86]. Однако думается, что лексический ряд строк в большей степени подсказан устойчивыми языковыми сочетаниями. Наливные рюмочки глаз могут быть основаны на перетекающих друг в друга выражениях наливные яблочки (изоритмическая и фонетическая замена, благодаря которой актуализируется и выражение глазные яблоки), наливаться кровью (ср.: глаза налились кровью) и наливать что-либо в рюмку (рюмочку).
«И глотками по раскатам / Наслаждается мускатом / На язык, на вкус, на цвет» («Сядь, Державин, развалися…» («Стихи о русской поэзии, 1»), 1932). Здесь описывается вино, очевидно, не только очень приятное на вкус, но и цвет которого доставляет наслаждение. Характеристика вина соткана из коллокаций на вкус и пробовать на язык. В языковом плане цвет, вероятно, возникает из поговорки на вкус и цвет товарищей нет.
«Там фисташковые молкнут / Голоса на молоке, / И когда захочешь щелкнуть, / Правды нет на языке» («Полюбил я лес прекрасный…» («Стихи о русской поэзии, 3»), 1932). В первых двух строках этой строфы Б. М. Гаспаров предложил увидеть переосмысление идиомы мокнуть на молоке (с трансформацией мокнуть на молкнуть) [Гаспаров Б. 1994: 144]. Нам, однако, не удалось обнаружить выражение мокнуть на молоке; по-видимому, необходимо считать, что в этих строках заметна простая коллокация – на молоке (голоса на молоке понимаются, например, по модели каша на молоке). Можно тем не менее аккуратно предположить, что здесь проступают контуры другого выражения. В строфе стихотворения, посвященного русской поэзии, характеризуются голоса разных русских поэтов. В таком контексте голоса на молоке можно воспринимать как след фраземы молочный брат. Подключение этого выражения подчеркивает сему ‘родства’ – в двух обсуждаемых строках речь идет о родственных поэтических голосах[78]. В таком случае на молоке предстает окказиональным синонимом слова молочный. Характерно, что лексема брат используется в стихотворении дальше: «И деревья – брат на брата – / Восстают».
Обсуждаемая строфа аккумулирует еще несколько фразеологических единиц. Помимо очевидного на языке, приведенного в разделе 1, выскажем осторожную гипотезу, что это словосочетание обыгрывает и другую идиому. «Правды нет на языке» соотносится с выражением снять с языка через его буквализацию: если с языка что-то можно снять, значит, на нем может что-то находиться. Отметим также взаимозависимость слов щелкнуть и язык – она мотивирована коллокацией щелкнуть языком. Одновременно семантическая связанность глагола щелкнуть с прилагательным фисташковые задается идиомой щелкать орехи.
«А еще тянет та, к которой тяга, / Чьи струны сухожилий тлеют в тлене»[79] («Промчались дни мои – как бы оленей…», «<Из Петрарки>», вариант, 1934). По мысли И. М. Семенко, струнами сухожилий заменено сочетание золотые жилы (из‐за связи с представлением о геологических жилах, находящихся в толще земли). Кроме того, «от ассоциации с выражением тянуть жилы, натягивать струны в этой художественной системе закономерен ход к метафоре струны сухожилий» [Семенко 1997: 77].
«Преодолев затверженность природы, / Голуботвердый глаз проник в ее закон» («Преодолев затверженность природы…» («Восьмистишия, 9»), 1934) – прежде всего, в этих строках контаминируются два выражения: проникать в тайну природы и закон природы. В первом выражении слово тайна превращается в слово закон. Элементы коллокации закон природы относятся к разным частям высказывания и выступают как отдельные семантические единицы, однако само выражение все равно легко опознается: «ее закон» – это закон природы. Вместе с тем из‐за разнесения элементов и подключения пространственного измерения (в закон можно проникнуть) коллокация начинает мерцать в смысловом плане: закон природы понимается и абстрактно, и вполне конкретно – как материальный объект. Наконец, голуботвердый глаз, наделенный умением проникать внутрь закона природы, является синонимическим переосмыслением идиомы глаз-алмаз. Глаз, способный познавать устройство природы, уподобляется алмазу, способному благодаря своей твердости разрезать твердые вещества, и потому назван голуботвердым (по всей вероятности, определенное значение здесь имеет и цветовая характеристика – алмазы часто бывают с голубым оттенком, что ассоциируется с глазами голубого цвета).
Для этого прочтения важно и слово затверженность, которое употреблено со сдвигом значения и актуализацией внутренней формы.
В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
Настоящая книга является первой попыткой создания всеобъемлющей истории русской литературной критики и теории начиная с 1917 года вплоть до постсоветского периода. Ее авторы — коллектив ведущих отечественных и зарубежных историков русской литературы. В книге впервые рассматриваются все основные теории и направления в советской, эмигрантской и постсоветской критике в их взаимосвязях. Рассматривая динамику литературной критики и теории в трех основных сферах — политической, интеллектуальной и институциональной — авторы сосредоточивают внимание на развитии и структуре русской литературной критики, ее изменяющихся функциях и дискурсе.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.