К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама - [70]

Шрифт
Интервал

и словом несчастье, которое сопоставлено с чернотой благодаря такому выражению, как черное горе (где отражена концептуализация несчастья как чего-то темного, черного). В таком контексте привкус несчастья и дыма целиком осмысляется как нечто темное, соотносится с черной водой и дает возможность предположить, что этот образ отталкивается от выражения темная речь (ср. коллокацию темные речи в «Мастерице виноватых взоров…»).

«Мы прошли разряды насекомых / С наливными рюмочками глаз» («Ламарк», 1932). По замечанию О. Ронена, рюмочки глаз восходят к бокальчатому глазу – термину, «обозначающему разновидность органа зрения у беспозвоночных» [Сошкин 2015: 159; Ронен 2010: 86]. Однако думается, что лексический ряд строк в большей степени подсказан устойчивыми языковыми сочетаниями. Наливные рюмочки глаз могут быть основаны на перетекающих друг в друга выражениях наливные яблочки (изоритмическая и фонетическая замена, благодаря которой актуализируется и выражение глазные яблоки), наливаться кровью (ср.: глаза налились кровью) и наливать что-либо в рюмку (рюмочку).

«И глотками по раскатам / Наслаждается мускатом / На язык, на вкус, на цвет» («Сядь, Державин, развалися…» («Стихи о русской поэзии, 1»), 1932). Здесь описывается вино, очевидно, не только очень приятное на вкус, но и цвет которого доставляет наслаждение. Характеристика вина соткана из коллокаций на вкус и пробовать на язык. В языковом плане цвет, вероятно, возникает из поговорки на вкус и цвет товарищей нет.

«Там фисташковые молкнут / Голоса на молоке, / И когда захочешь щелкнуть, / Правды нет на языке» («Полюбил я лес прекрасный…» («Стихи о русской поэзии, 3»), 1932). В первых двух строках этой строфы Б. М. Гаспаров предложил увидеть переосмысление идиомы мокнуть на молоке (с трансформацией мокнуть на молкнуть) [Гаспаров Б. 1994: 144]. Нам, однако, не удалось обнаружить выражение мокнуть на молоке; по-видимому, необходимо считать, что в этих строках заметна простая коллокация – на молоке (голоса на молоке понимаются, например, по модели каша на молоке). Можно тем не менее аккуратно предположить, что здесь проступают контуры другого выражения. В строфе стихотворения, посвященного русской поэзии, характеризуются голоса разных русских поэтов. В таком контексте голоса на молоке можно воспринимать как след фраземы молочный брат. Подключение этого выражения подчеркивает сему ‘родства’ – в двух обсуждаемых строках речь идет о родственных поэтических голосах[78]. В таком случае на молоке предстает окказиональным синонимом слова молочный. Характерно, что лексема брат используется в стихотворении дальше: «И деревья – брат на брата – / Восстают».

Обсуждаемая строфа аккумулирует еще несколько фразеологических единиц. Помимо очевидного на языке, приведенного в разделе 1, выскажем осторожную гипотезу, что это словосочетание обыгрывает и другую идиому. «Правды нет на языке» соотносится с выражением снять с языка через его буквализацию: если с языка что-то можно снять, значит, на нем может что-то находиться. Отметим также взаимозависимость слов щелкнуть и язык – она мотивирована коллокацией щелкнуть языком. Одновременно семантическая связанность глагола щелкнуть с прилагательным фисташковые задается идиомой щелкать орехи.

«А еще тянет та, к которой тяга, / Чьи струны сухожилий тлеют в тлене»[79] («Промчались дни мои – как бы оленей…», «<Из Петрарки>», вариант, 1934). По мысли И. М. Семенко, струнами сухожилий заменено сочетание золотые жилы (из‐за связи с представлением о геологических жилах, находящихся в толще земли). Кроме того, «от ассоциации с выражением тянуть жилы, натягивать струны в этой художественной системе закономерен ход к метафоре струны сухожилий» [Семенко 1997: 77].

«Преодолев затверженность природы, / Голуботвердый глаз проник в ее закон» («Преодолев затверженность природы…» («Восьмистишия, 9»), 1934) – прежде всего, в этих строках контаминируются два выражения: проникать в тайну природы и закон природы. В первом выражении слово тайна превращается в слово закон. Элементы коллокации закон природы относятся к разным частям высказывания и выступают как отдельные семантические единицы, однако само выражение все равно легко опознается: «ее закон» – это закон природы. Вместе с тем из‐за разнесения элементов и подключения пространственного измерения (в закон можно проникнуть) коллокация начинает мерцать в смысловом плане: закон природы понимается и абстрактно, и вполне конкретно – как материальный объект. Наконец, голуботвердый глаз, наделенный умением проникать внутрь закона природы, является синонимическим переосмыслением идиомы глаз-алмаз. Глаз, способный познавать устройство природы, уподобляется алмазу, способному благодаря своей твердости разрезать твердые вещества, и потому назван голуботвердым (по всей вероятности, определенное значение здесь имеет и цветовая характеристика – алмазы часто бывают с голубым оттенком, что ассоциируется с глазами голубого цвета).

Для этого прочтения важно и слово затверженность, которое употреблено со сдвигом значения и актуализацией внутренней формы.


Рекомендуем почитать
Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций

До сих пор творчество С. А. Есенина анализировалось по стандартной схеме: творческая лаборатория писателя, особенности авторской поэтики, поиск прототипов персонажей, первоисточники сюжетов, оригинальная текстология. В данной монографии впервые представлен совершенно новый подход: исследуется сама фигура поэта в ее жизненных и творческих проявлениях. Образ поэта рассматривается как сюжетообразующий фактор, как основоположник и «законодатель» системы персонажей. Выясняется, что Есенин оказался «культовой фигурой» и стал подвержен процессу фольклоризации, а многие его произведения послужили исходным материалом для фольклорных переделок и стилизаций.Впервые предлагается точка зрения: Есенин и его сочинения в свете антропологической теории применительно к литературоведению.


Поэзия непереводима

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Творец, субъект, женщина

В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.


Литературное произведение: Теория художественной целостности

Проблемными центрами книги, объединяющей работы разных лет, являются вопросы о том, что представляет собой произведение художественной литературы, каковы его природа и значение, какие смыслы открываются в его существовании и какими могут быть адекватные его сути пути научного анализа, интерпретации, понимания. Основой ответов на эти вопросы является разрабатываемая автором теория литературного произведения как художественной целостности.В первой части книги рассматривается становление понятия о произведении как художественной целостности при переходе от традиционалистской к индивидуально-авторской эпохе развития литературы.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.


Тамга на сердце

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Языки современной поэзии

В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.


Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.


Самоубийство как культурный институт

Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.


Другая история. «Периферийная» советская наука о древности

Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.