К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама - [64]

).

«Только уста разомкнешь / При наступлении дня» («Не говори никому…», 1930). Встречающаяся коллокация разомкнуть уста, возможно, осложняется другой, взятой из близкого семантического контекста – разомкнуть глаза. В ней, в общем, не было бы необходимости, однако смысл строки, сообщающей о наступлении дня, заставляет вспомнить о ситуации, когда человек просыпается.

«Прекрасный год в черемухах цветет» («Довольно кукситься. Бумаги в стол засунем!..», 1931). В этом примере друг на друга накладываются коллокации цветет черемуха и цветет кто-либо (о человеке), в результате чего в строке год ассоциируется с цветущим человеком.

«Квартира тиха, как бумага, / Пустая, без всяких затей» (1933). Как заметил Б. А. Успенский, за словом тихий стоит слово пустой (появляющееся в следующей строке), поскольку как квартира, так и бумага могут быть пустыми в обычном речевом узусе; прилагательное тихий соотносится с бумагой лишь в переносном смысле (но в прямом – с квартирой) [Успенский Б. 1996: 319]. Таким образом, этот пример строится на том, что коллокация тихая квартира осложняется другими фраземами – пустая квартира, пустая бумага.

Здесь же рассмотрим еще два примера Б. А. Успенского: «Дышали шуб меха» («10 января 1934»). По мнению исследователя, в этой строке шуб меха относятся к одежде, а дышали меха ассоциируются с мехами музыкального инструмента [Успенский Б. 1996: 324]. В другом стихотворении: «И какой там лес – еловый? – / Не еловый, а лиловый <…> Лишь чернил воздушных проза» («Вехи дальние обоза…», 1936) – «еловый лес оборачивается лиловым лесом, и пейзаж превращается в текст, написанный чернилами» [Успенский Б. 1996: 321]. Оба случая мы считаем целесообразным объяснять через наложение на коллокацию фрагмента другой коллокации: меха шуб + дышали меха и еловый лес + лиловые чернила соответственно (в первом случае меха из разных коллокаций проявляются в одной лексеме).

«Как прицелясь на смерть городки зашибают в саду» («Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма…», 1931). К коллокации зашибить городки добавляется разговорная фразема зашибить насмерть. Из-за того что фраза допускает двойное членение – «прицелясь| на смерть … зашибают» и «прицелясь на смерть| … городки зашибают», – возможно, во втором случае благодаря предлогу на проступает также выражение нацелясь на что-либо. Такое прочтение, как кажется, подкрепляет и ударение в словосочетании на смéрть (а не нá смерть)[71].

«В глубоком обмороке вод» («О, как мы любим лицемерить», 1932) – коллокация глубокий обморок осложнена фраземой глубокие воды, и это совмещение усиливает образ глубокой воды.

«И пишут звездоносно и хвостато / Толковые лиловые чернила» («Еще мы жизнью полны в высшей мере…», 1935). В строках синонимически модифицируется хвостатый почерк (чернила пишут хвостато). На эту модификацию накладывается коллокация хвост кометы (ср. раньше: «Еще комета нас не очумила»). Выходя за рамки фразеологии, отметим, что сходным образом двоится смысл слова звездоносно – оно связывается как с семантическим полем ночного неба, так и с наградами за писательскую деятельность.

Группу примеров находим в стихах 1937 года:

«Я без пропуска в Кремль вошел, <…> Головою повинной тяжел» («Средь народного шума и спеха…»). К коллокации с повинной головой добавляется фразема прийти (явиться) с повинной, что, кажется, усугубляет степень вины говорящего субъекта в последней строфе.

«Но эти губы вводят прямо в суть / Эсхила-грузчика, Софокла-лесоруба» («Где связанный и пригвожденный стон?..») – канцеляризм вводить в суть дела дополняется фраземой суть человека.

«Карающего пенья материк, / Густого голоса низинами надвинься!» («Я в львиный ров и в крепость погружен…») – на коллокацию густой голос накладывается другая – низкий голос, которая трансформируется в низины. Низины, в свою очередь, метафорически связываются с пространственными образами текста («материк пенья», «ров»).

«Я обведу еще глазами площадь всей – / <Всей> этой площади с ее знамен лесами»[72] («Как дерево и медь – Фаворского полет…», 1937). Ф. Б. Успенский обратил внимание на то, что в этих строках площадь предстает одновременно и городской, и математической, при этом «с математической площадью проделывается то, что с ней, как с понятием абстрактным, сделать, строго говоря, невозможно: ее обводят глазами» [Успенский Ф. 2014: 55]. Соглашаясь с этим наблюдением, отметим, что в координатах нашего объяснения к коллокации обвести глазами что-либо прибавляется словосочетание обвести площадь (в математическом смысле).

И. М. Семенко, обсуждая черновики «Стихов о неизвестном солдате», указала, что в черновой строке – «Свет опаловый, наполеоновый» – проявляется игра слов: опаловый / опальный [Семенко 1997: 99], она достигается за счет взаимоналожения коллокаций: какой-либо свет + чья-либо опала.

5.2.3. Осложнение идиомы элементом идиомы/коллокации

В следующую группу выделяются случаи с той же конструкцией (АБ+В), однако в них присутствует идиома. Варианты здесь могут быть следующими: коллокация осложняется элементом идиомы, идиома – элементом коллокации, идиома – идиоматическим компонентом. Хотя эти примеры по типу несколько отличаются друг от друга, мы решили объединить их в один раздел и расположить в хронологическом порядке.