К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама - [56]
Впрочем, возможно и другое прочтение. Так, М. Л. Гаспаров предложил считать, что обиду тянет синонимично надувать губы [Гаспаров М. 2001: 652]. В таком случае ребенок с блюдца ничего не тянет, а выражение надувать губы как бы распадается на обиду и на движение губ, при котором как будто что-то тянут с блюдца.
«Все так же хороша рассеянная даль» («Холодная весна. Бесхлебный, робкий Крым…», 1933). По замечанию П. Наполитано, слово даль заменяет слово свет, см. коллокацию рассеянный свет [Napolitano 2017: 240]. Вспомним также, что, по свидетельству Н. Я. Мандельштам, изначальный вариант прилагательного был другой – расстрелянная даль, однако этот ход показался поэту слишком простым. По-видимому, это вытесненное слово важно для семантики текста: расстрелянную даль можно понимать как обстрелянную, то есть даль, в которую много стреляли (что соотносится с событиями Гражданской войны).
«Мы живем, под собою не чуя страны» (1933). П. Наполитано предполагает, что в строке модифицируется выражение не чуять под собой земли / ног [Napolitano 2017: 242]. Нам представляется, что здесь также можно увидеть трансформированное и близкое к приведенным выражение потерять почву под ногами.
«О радужная оболочка страха!» («Как соловей, сиротствующий, славит…», «<Из Петрарки>», 1933). Слово страх, по всей вероятности, заменяет слово глаз из коллокации радужная оболочка глаза. Примечательно, что «вытесненная» семантика не исчезает, а проявляется в следующей строке – «Эфир очей, глядевших вглубь эфира».
«Как там клубится легких складок буря?» («Промчались дни мои – как бы оленей…», «<Из Петрарки>», 1934). Строка отталкивается от выражения клубится туман. Семантически это может подкрепляться тем, что в строфе герой воображает Лауру в толпе теней.
«Что ленинское-сталинское слово / Воздушно-океанская подкова» («Мне кажется, мы говорить должны…», 1935) – по всей видимости, воздушно-океанская подкова возникает по модели коллокации воздушно-морское сражение. Этот образ, с нашей точки зрения, обусловлен двумя разными семантическими ассоциациями. Подкова как средство здорового существования рабочей лошади сопоставляется с восприятием ленинско-сталинского слова как основы, необходимой для функционирования государства. Одновременно ленинско-сталинское слово в таком контексте сравнивается и уравнивается со стихиями.
«Полон воздуха был рот» («Эта область в темноводье…», 1936). Строка, надо полагать, обыгрывает идиому забот полон рот.
«То ли дело любимец мой кровный» («Чтоб, приятель и ветра, и капель…», 1937). Слово любимец замещает слово родственник из выражения кровный родственник.
Ряд напрашивающихся замен, в которых слово тянет за собой замененное слово из идиомы / коллокации, обнаруживаем в «Стихах о неизвестном солдате» (1937). «Неподкупное небо окопное»: неподкупное небо вызывает в памяти коллокацию неподкупный судья (ср.: «В осужденье судьи и свидетеля»). «Небо крупных оптовых смертей»: оптовые смерти – оптовые закупки. «И бороться за воздух прожиточный»: прожиточный воздух – прожиточный минимум (ср. товарно-денежную тему всего стихотворения)[63]. И. М. Семенко обратила внимание на то, что в строке «Безымянная манна его» словосочетание безымянная манна «завуалированно подразумевает выражение манна небесная» [Семенко 1997: 91; ср. Хазан 1991: 295].
В том же стихотворении: «Чтоб в его дорогие глазницы / Не могли не вливаться войска?». Глагол вливаться, по всей вероятности, актуализирует коллокацию льется свет (и другие выражения, в которых на языковом уровне свет соотносится с жидкостью). Это поддерживается и остаточной темой зрения в этих строках (глазницы). Соответственно, в этих строках войска наделяются семантическим компонентом света.
4.2.3. Актуализация идиомы
Группу составляют случаи, когда одно слово в высказывании актуализирует в сознании читателя идиому или коллокацию. Второй элемент коллокации может подкрепляться семантикой текста, но это не обязательно каждый раз происходит. Примеры, включенные в этот раздел, относятся по большей части к спорным или, во всяком случае, не всегда очевидным. Иногда сюда же помещены примеры, в которых коллокация / идиома, скорее всего, имеется в виду, однако синтаксическая структура фразы устроена таким образом, что места для замены в высказывании не находится (и это отличается от предыдущих случаев в группах 4.2.1–4.2.2).
«Ты перенес свой жребий дивный» («Ода Бетховену», 1914). По наблюдению М. Н. Осадчей, слово жребий, означающее в данном контексте ‘судьбу’, здесь ассоциируется с выражениями бросить жребий, вытянуть жребий [Осадчая 2012: 207–208].
«И мнится мне: весь в музыке и пене, / Железный мир так нищенски дрожит» («Концерт на вокзале», 1921, <1923?>). Л. Я. Гинзбург считала, что «в пене он потому, что дрожь вовлекла в этот смысловой круг стоящее за его пределами представление о загнанном, взмыленном коне» [Гинзбург 1997: 349]. Иными словами, в основе этой ассоциации выражение конь в пене (мыле)
