К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама - [55]
«Свет размолотых в луч скоростей» («Стихи о неизвестном солдате», 1937). Слово луч, надо думать, используется вместо слова пыль из идиомы размолоть в пыль. Семантика вытесненного слова поддерживается дальнейшей строкой: «Весть летит светопыльной обновою».
Интересным образом, несмотря на то что принцип изоритмических и фонетически близких замен чрезвычайно важен для поэтики Мандельштама, примеров, которые бы последовательно реализовывали этот принцип, не так много (в отличие, например, от принципа синонимических замен). Впрочем, к группе 4.2.2.1 примыкает другая группа примеров, в которой высказывание также строится на принципе лексической замены, однако принцип изоритмического сходства уже не соблюдается.
4.2.2.2. Замены, не основанные на принципе изоритмии и фонетической близости
В этой группе также не проявляется синонимия или антонимия – речь идет о переносе семантических признаков вытесненного слова на слово, проявленное в высказывании. Механизм понимания таких случаев устроен точно так же, как в 4.2.2.1. Разумеется, такие строки часто проще, чем в предыдущих случаях, и, как правило, менее изящны. Примеры приводятся в хронологическом порядке.
«И как медленная тень / Ты сошла в морозный день» («Музыка твоих шагов…», 1909). Вторая строка этого примера строится по модели идиомы сойти в могилу / гроб; соответственно, день здесь заменяет второй элемент выражения. Семантику умирания поддерживает сравнение героини с тенью в первой строке приведенной цитаты.
«И в круглом омуте кровать отражена» («Соломинка, 1», 1916). Круглый омут возникает под влиянием коллокации круглое зеркало, семантика слова зеркало переносится в глагол отражена.
«Эта ночь непоправима» (1916). Ночь, по всей видимости, здесь заменяет слово ущерб из идиомы непоправимый ущерб (непрозвучавшее слово может быть и другим – ошибка, урон; эти слова также могут входить в идиоматическое выражение, которое допускает вариативность).
«Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке» («Золотистого меда струя из бутылки текла…», 1917). В этой строке, описывающей вьющийся виноград, сочетание кудрявый порядок, возможно, строится на основе коллокаций кудрявый слог, кудряво выражаться (значение прилагательного кудрявый – ‘прихотливый, запутанный’, как правило, возникает именно в этих выражениях).
«Не утоляет слово / Мне пересохших уст» («Я наравне с другими…», 1920). Строки варьируют фразему утолить жажду, следовательно, слово здесь заменяет воду.
«Цирюльника летающая скрипка» («Феодосия», 1919–1922). Скрипка, по всей видимости, используется вместо слова руки. Соединение сем ‘полета’ и ‘рук’ содержится в выражениях, характеризующих виртуозное владение чем-либо (см., например, руки летали по клавишам).
«Свой воробьиный холодок» («Московский дождик», 1922). Р. Сальваторе предположила, что в строке отражена идиома воробьиная ночь (поэтому ночь встает на место холодка). См. подробную аргументацию: [Сальваторе 2018].
«От лазурных влажных глыб / Льется, льется безразличье» («Век», ранняя редакция, 1922). Льется безразличье строится по модели коллокации льется свет, что подсказано первой строкой примера – лазурные влажные глыбы. Возможно, безразличье ассоциативно варьирует выражение равнодушная природа.
«Молочный день глядит в окно» («Сегодня ночью, не солгу…», 1925). Молочный день, вероятно, модифицирует коллокацию молочный туман; см. тему непрозрачного воздуха в начале строфы: «Холщовый сумрак поредел. / С водою разведенный мел».
«Тихо живет – хорошо озорует» («После полуночи сердце ворует…», 1931). Строка организована подобно выражению тише едешь – дальше будешь (его семантика, разумеется, сильно трансформируется). Можно предложить и альтернативное объяснение: здесь обыгрывается пословица в тихом омуте черти водятся.
«Холодным шагом выйдем на дорожку» («Довольно кукситься. Бумаги в стол засунем…», 1931). Словосочетание холодный шаг составлено по аналогии с такими выражениями, как холодная голова, холодный рассудок, где слово холодный передает значение спокойствия. Тема спокойствия появляется и в первой строке строфы: «Не волноваться. Нетерпенье – роскошь».
«За смолу кругового терпенья, – за совестный деготь труда» («Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма…», 1931). В словосочетании круговое терпенье, как представляется, слово терпенье заменяет слово порука, ср. выражение круговая порука [Ronen 1977: 162; Видгоф 2015: 66]. Терпенье, таким образом, приобретает семантические черты поруки.
«Еще обиду тянет с блюдца / Невыспавшееся дитя» («О, как мы любим лицемерить…», 1932). Б. А. Успенский предполагал, что обида использована вместо слова еда (фонетически близкого к слову обида) [Успенский Б. 1996: 318]. О. Ронен, напротив, утверждал, что вода в данном контексте более уместна [Ronen 1983: 252]. Мы склоняемся к тому, что в этом примере речь идет о жидкости, поскольку именно ее в языковом узусе тянут с блюдца. Ср. выражение
