К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама - [57]
«Звездный луч – как соль на топоре» («Умывался ночью на дворе…», 1921). По мысли М. Л. Гаспарова, слово соль проявляется и в значении очистительной соли перед жертвоприношением, и в значении соль земли [Гаспаров М. 2001: 639].
«Чтобы силой или лаской / Чудный выманить припек» («Как растет хлебов опара…», 1922). С точки зрения М. Н. Осадчей, хотя словосочетание чудный припек обладает положительными коннотациями, слово припек актуализирует идиому сбоку припека (содержащую, наоборот, коннотации отрицательные) [Осадчая 2014: 341–344].
«И губы оловом зальют» («1 января 1924»). Слово олово, как отмечал Ронен, может актуализировать поговорку, приводимую в «Словаре…» Даля, – слово олово [Ronen 1983: 254]. Возможно, это позволяет объяснить, почему в строке говорится о губах, а не о горле (семантическая связь слова и губ сильнее, чем слова и горла).
«Где к зловещему дегтю подмешан желток» («Я вернулся в мой город, знакомый до слез…», 1930). Строка, согласно Левину, восходит к пословице о ложке дегтя и бочке меда, хотя соотношение элементов у Мандельштама противоположное [Левин 1998: 20].
«Ох, как крошится наш табак!» («Куда как страшно нам с тобой…», 1930). Слово табак может напомнить идиому дело табак! [Uspenskij P. 2015].
«И пальцы женщин пахнут керосином» («Отрывки уничтоженных стихов, 2», 1931). По мысли М. Л. Гаспарова, в строке «сокращенно» представлена идиома дело пахнет керосином [Гаспаров М. 2001: 651]. Мы полагаем, что речь все же идет именно об ассоциации – фрагмент лексического ряда позволяет вспомнить об идиоме.
Точно так же происходит в строке «Сладко пахнет белый керосин» («Мы с тобой на кухне посидим…», 1931): и здесь керосин может ассоциироваться с выражением дело пахнет керосином (см. подробнее: [Uspenskij P. 2015]).
«Как я ни мучил себя по чужому подобью» («С миром державным я был лишь ребячески связан…», 1931). Слово подобье, вероятно, связывается с библейским выражением по образу и подобию.
«Потому что не волк я по крови своей / И меня только равный убьет» («За гремучую доблесть грядущих веков…», 1931, 1935). Как уже многократно отмечалось, слово волк здесь актуализирует поговорку человек человеку волк (не случайно в строках проблематизируется тема равенства).
«Увы, растаяла свеча / Молодчиков каленых» (1932). С. В. Полякова, комментируя эти строки, предложила считать, что «молодчики прошли огонь, воду и медные трубы» [Полякова 1997: 85]. Представляется, что характеристика молодчиков действительно может основываться на выражении пройти через огонь (точнее, с его подразумеваемыми семантическими последствиями). Обратим внимание на то, что сема ‘огня’ возникает в слове свеча в предыдущей строке.
«И всю-то ночь щекочет и муравит» («Как соловей, сиротствующий, славит…», «<Из Петрарки>», 1933). И. М. Семенко, изучавшая текстологическую историю стихотворения, сообщает, что в раннем варианте вместо слова муравит было слово буравит, употребленное в общепринятом значении (буравить душу). Окончательное муравит – своего рода неологизм, не связанный со словарным значением [Семенко 1997: 67]. Думается, что этот неологизм также восходит к фразеологии. Так, муравит, с нашей точки зрения, актуализирует идиому мурашки (побежали) по коже. Физиологические кожные ощущения поддерживаются предшествующим глаголом – щекотать.
«Для укрупненных губ, для укрепленной ласки / Крупнозернистого покоя и добра» («10 января 1934»). Слово крупнозернистый, скорее всего, провоцирует ассоциацию с крупнозернистой фотографией. Этот случай похож на перенос элемента коллокации (4.1), однако – несмотря на контекст строфы (запечетление посмертных черт А. Белого) – фотографической темы напрямую в стихах не возникает (то есть прилагательное крупнозернистый нельзя отнести к другому слову в тексте).
«Маком бровки мечен путь опасный» («Мастерица виноватых взоров», 1934). По наблюдению Е. Сошкина, «с бровкой непосредственно корреспондирует путь опасный на основе фразеологизма ходить по бровке, а благодаря полумесяцу, янычару и спрятанному в слове МЕЧен ятагану <…> актуализируется и другой гипоним того же фразеологизма – ходить по лезвию» [Сошкин 2015: 18, 250]. Нам тем не менее кажется, что вторая идиома (ходить по лезвию) в тексте не проступает. Скорее скрывающаяся за словом бровка идиома ходить по бровке предстает синонимическим переосмыслением общеупотребительного выражения ходить по краю.
«Из дерева, стекла и молока» («Стансы», 1935). В этой строке нарисована картина утренней Москвы («До первого трамвайного звонка»). Дерево и стекло явно метонимически описывают городские дома и, возможно, деревья на улицах. Что же касается слова молоко, то, по всей вероятности, оно актуализирует коллокацию молочный туман (по смыслу такой туман хорошо соотносится с этим ранним временем дня).
«Он глядит уже охотно <…> Светлый, радужный, бесплотный» («Твой зрачок в небесной корке…», 1937). О. Ронен заметил, что в этих строках можно увидеть радужную оболочку [Ronen 1983: 359]. Она, несомненно, связана с семантическим полем зрения, разворачивающимся в данном стихотворении, однако в замене
