К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама - [47]
«На дикую, чужую / Мне подменили кровь» («Я наравне с другими…», 1920). Вероятно, словосочетание мне подменили кровь вырастает из идиомы тебя (меня) как будто подменили (с метонимической связью я и крови).
«Кому жестоких звезд соленые приказы / В избушку дымную перенести дано» («Кому зима – арак и пунш голубоглазый…», 1922). Словосочетание перенести приказы переосмысляет коллокацию отдать приказ (раз приказ можно отдать, его можно и перенести, глаголы становятся окказиональными синонимами).
«С розовой пеной усталости у мягких губ» (1922). Лексический ряд этой строки модифицирует идиому с пеной у рта (с синонимической заменой рот – губы); фразеологический смысл в этой строке не проявляется, но переносится в следующую: «Яростно волны зеленые роет бык».
«Есть в лазури слепой уголок» («Ветер нам утешенье принес…», 1922). Словосочетание слепой уголок восходит к идиоме слепое пятно.
«Чтобы розовой крови связь» («Я не знаю, с каких пор…», 1922). В этой строке трансформируется выражение кровная связь (с заменой прилагательного кровный на существительное кровь). Само изменение оказывается возможным потому, что исходное выражение понимается буквально.
В том же стихотворении, в строке «Уворованная нашлась», по мысли М. Л. Гаспарова, говорится о потерянной связи [Гаспаров М. 2001: 640]. Скорее всего, уворованный и потерянный предстают здесь окказиональными синонимами.
«По звучным мостовым прабабки городов» («Язык булыжника мне голубя понятней…», 1923). Прабабка городов – риторическая вариация выражения мать городов.
В первой строке того же стихотворения: «Язык булыжника мне голубя понятней…» – по наблюдению О. Ронена, словосочетание голубя понятней восходит к библейскому выражению просты как голуби [Ronen 1983: 77].
Несколько примеров из стихотворения «Опять войны разноголосица…» (1923–1929). Строка «Как шапка холода альпийского» риторически развивает коллокацию шапка снега. «Из года в год, в жару и в лето» – с совсем небольшим смещением выражения в жару и в холод. «Давайте бросим бури яблоко» – метафора бури яблоко возникает на основе идиомы яблоко раздора [Семенко 1997: 131; Гаспаров М. 2001: 643].
«Вдруг простегивает путь, / Исчезая где-нибудь» («Жизнь упала, как зарница…», 1925). Глагол в словосочетании простегивает путь заменяет глагол из коллокации прокладывать путь.
«Я только запомнил каштановых прядей осечки» («Я буду метаться по табору улицы темной…», 1925). По наблюдению И. М. Семенко, выражение прядей осечки возникает по аналогии с выражением волосы секутся [Семенко 1997: 11].
«Орущих камней государство» («Армения, 6», 1930) – словосочетание орущие камни – риторическое и смысловое усиление выражения камни возопиют.
«Дикая кошка – армянская речь / Мучит меня и царапает ухо» (1930). Метафорическая развертка и, в частности, словосочетание царапать ухо отталкиваются от идиомы нечто режет слух.
В том же стихотворении: «Бывший гвардеец, замыв оплеуху». Здесь, видимо, переосмысляется идиома смыть оскорбление [Успенский Ф. 2014: 117].
«И по-звериному воет людье» (1930). Лексический и смысловой ряд этой строки восходит к идиоме волком выть (с изменением словесного состава, но с сохранением идиоматического значения)[48].
«Колют ресницы…» (1931) – высказывание представляет собой трансформированное выражение колет в глазах. В той же строке: «В груди прикипела слеза». Описание слезы с помощью глагола прикипеть происходит потому, что в языке слезы могут связываться с горением, ср. горючие слезы. Поэт буквализует и модифицирует распространенную коллокацию (сема ‘горения’ меняется на сему ‘кипения’ и выражается глаголом, причем горение и кипение в данном случае оказываются окказиональными синонимами).
«Чтоб сияли всю ночь голубые песцы / Мне в своей первобытной красе» («За гремучую доблесть грядущих веков…», 1931, 1935). Первобытная краса основывается на коллокации первозданная краса (красота)[49].
«Там хоть вороньей шубою / На вешалке висеть» («Жил Александр Герцович…», 1931) – здесь, по мнению ряда исследователей, переосмысляется выражение висеть на виселице [Сошкин 2015: 102; Видгоф 2015: 82].
«Золотыми пальцами краснодеревца» («Канцона», 1931). В строке, очевидно, перерабатывается идиома золотые руки.
«И расхаживает ливень» («Зашумела, задрожала…» («Стихи о русской поэзии, 2»), 1932). Как уже отмечалось, эта фраза является синонимическим развитием коллокации идет дождь [Ronen 1983: 109; Успенский Б. 1996: 313].
«Здесь провал сильнее наших сил»[50] («Ламарк», 1932). Строка модифицирует выражение выше моих / наших сил. Интересно обратить внимание на то, что сема ‘силы’ (сильнее, сил) повторяется дважды, однако, по-видимому, за счет идиоматического смысла читателем этот повтор не ощущается как излишний.
В том же стихотворении: «Красное дыханье, гибкий смех». По наблюдению Е. Сошкина, гибкий смех основывается на коллокации гибкая улыбка [Сошкин 2015: 163].
«Все тот же кисленький кусающийся дым» («Холодная весна. Бесхлебный, робкий Крым…», 1933). Дым назван кусающимся
