К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама - [36]
«Стиснув зубы, ее не унять» («Флейты греческой тэта и йота…», 1937) – семантика идиомы стиснуть зубы наделяется вторым, дословным смыслом в сочетании со словом флейта, поскольку со сжатым ртом невозможно извлечь из флейты звук (рот должен быть приоткрытым, несжатым).
«Пароходик с петухами…» («Пароходик с петухами…», 1937) – в этом загадочном стихотворении безусловно возникает тема деревни и вместе с ней – деревенских животных (ср. в конце «Не позволил бы в напильник / Шею выжать гусь»). В таком контексте идиома с петухами (‘очень ранним утром’) может распадаться на два отдельных слова и интерпретироваться как указание на реальных петухов (см. также далее разбор этого стихотворения).
Наконец, обратим внимание на случай, когда в саму идиому вкладывается вторая идиома, привнося дополнительный смысл, очевидный при определенной оптике. Речь идет о стихотворении «Еще мы жизнью полны в высшей мере…» (1935), где идиома в высшей мере (‘до крайности, очень’) считывается как намек на высшую меру наказания [Мандельштам Н. 2014: 276; Левин 1998: 21; Гаспаров М. 2001: 633]. Ю. И. Левин вслед за Н. Я. Мандельштам приводит эту строчку как пример «оговорки», притягивающей тему убийства в неочевидный контекст[40]. Нам же важно осмыслить и этот случай как свидетельство работы с идиоматикой, в которой поэт, судя по всему, видел не только цельные смысловые единицы, но и их внутренний лексический состав вместе с возможными смысловыми валентностями и связями.
3. ДЕСЕМАНТИЗАЦИЯ ИДИОМЫ/КОЛЛОКАЦИИ В ВЫСКАЗЫВАНИИ
Из большого класса 2 выделяется небольшой класс 3, который составляют интересные примеры, когда идиома/коллокация представлена в тексте в своем стандартном или модифицированном виде, однако теряет идиоматическое значение. Иными словами, идиоматический смысл в высказывании нейтрализуется. В этот класс мы также включаем сложные случаи, когда идиома/коллокация в тексте полностью не проявляется, но, по всей видимости, мотивирует лексический ряд, при этом не сохраняя свое специфическое значение.
Схематическая запись: идиома АБ представлена в тексте только как А+Б.
Эталонный пример:
«Я участвую в сумрачной жизни,
Где один к одному одинок» («Воздух пасмурный влажен и гулок», 1911, 1935) – идиома один к одному / одно к одному, в разговорной речи характеризующая одинаковые или подходящие друг к другу явления и предметы, проявляется в тексте, однако теряет свое идиоматическое значение, в результате чего ее компоненты следует понимать отдельно: ‘один <человек> одинок <по отношению к другому> одному <человеку>’.
Хотя случаев десемантизации полностью проявленной идиомы в творчестве Мандельштама не очень много, они точечно проявляются во всех периодах творчества поэта.
3.1. Десемантизация полностью проявленной идиомы
Опишем сначала примеры, в которых элементы идиомы включены в текст без модификаций и синонимических замен.
«Я слушаю, как снежный ком растет» («Пешеход», 1912) – очевидно, что все слова выделенной части строки составляют идиому нечто растет как снежный ком. Однако ее значение – ‘очень быстро, стремительно быстро’ – в тексте не проявляется: актантом оказывается сам снежный ком, а не нечто, что с ним сравнивается. Контекст строки не дает возможности двойного прочтения: «Над пропастью, на гнущихся мостках, / Я слушаю – как снежный ком растет / И вечность бьет на каменных часах».
«Тебя легко и просто хоронили» («Лютеранин», 1912) – выделенная коллокация[41] мотивирует лексический ряд строки, однако ее элементы понимаются по отдельности: легко – ‘без надрыва’ («Был взор слезой приличной затуманен»), просто – ‘без торжественных ритуальных излишеств’, в духе протестантизма (см.: «И сдержанно колокола звонили»). В этом примере контекст, объединяющий тему похорон и тему лютеранского вероисповедания, нейтрализует фразеологический смысл коллокации.
«Воздух бывает темным, как вода, и все живое в нем плавает, как рыба» («Нашедший подкову», 1923). Идиома плавать как рыба в воде здесь лишается своего значения (‘непринужденно, уверенно’), и ее словесное наполнение используется для реализации сравнения воздуха с водой.
«Любишь – не любишь – ни с чем не сравнишь» («После полуночи сердце ворует…», 1931). Как отметил А. Г. Мец, здесь обыгрывается гадание на ромашке [Мандельштам I: 597]. Однако думается, что семантика своего рода прагматемы, произносимой при обрывании лепестков ромашки (любит – не любит), связана прежде всего с установлением смысла, любит ли другой человек гадающего на цветке. В строке стихотворения, надо полагать, конструкция х – не-х – у подразумевает, что вне зависимости от того, есть ли х или х отсутствует, все равно существует у (как во фразе хочешь не хочешь – все равно надо идти на работу). Соответственно, вместо заинтересованного выявления истины магическим путем (как при гадании) в строке говорится о том, что как при наличии, так и при отсутствии чувства любви ситуацию ночного странного состояния («После полуночи сердце ворует / Прямо из рук запрещенную тишь») ни с чем не сравнишь.
«От горячей крови откажусь…» («Ламарк», 1932) – идиома
