К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама - [106]

Идиоматика в языке существует как значимый поставщик смыслов, причем, в отличие от смыслов авторских, она семантически конвенциональна и выступает как устойчивое знание носителей языка. Серьезным доказательством этого специфического статуса фразеологии служат нейрокогнитивные работы. Обратимся к результатам исследования, в котором анализировалась речь людей с неврологическими нарушениями, повлиявшими на левое или правое полушарие головного мозга. В результате изысканий выяснилось, что пропозициональный язык (конструируемый каждый раз по-новому) и непропозициональный (идиомы, речевые формулы, сленг, ругань, этикетные формулы и т. д.) обрабатываются по-разному и «хранятся» в разных зонах мозга. Восприятие и порождение «готовой» речи происходят в правом полушарии (это подтверждают исследования синдрома Туретта и болезни Альцгеймера), тогда как за «новую» речь ответственно левое [Van Lancker Sidtis 2006]. Нельзя при этом не отметить, что этот вопрос требует дальнейшего изучения. Так, по наблюдениям В. Рамачандрана, при ряде психологических расстройств (шизофрения, аутизм) и мозговых повреждений (левой нижней теменной доли, угловой извилины) люди лишаются способности понимать метафоры и, соответственно, адекватно воспринимать пословицы и поговорки, а также закрепленные в языке стертые метафоры, то есть коллокации и идиомы [Рамачандран 2015: 125, 126, 156, 169]. По-видимому, многое здесь зависит от типа когнитивного нарушения. К тому же Рамачандрана в большей степени интересует восприятие речи, тогда как Ван Ланкер Сидтис – ее порождение. Как показывают исследования речи людей с некоторыми когнитивными нарушениями, разные устойчивые выражения, которые носитель языка накапливает за жизнь, могут находиться наготове в отдельной зоне мозга, обособленные от остального речевого разнообразия.

Таким образом, даже в нейрофизиологическом аспекте идиоматика предстает суммой смысловых операторов, существующих независимо от контекста или способности порождать пропозициональную речь. И хотя не вполне ясно, как именно в семантических полях распределена идиоматика – по буквальным, составляющим идиому словам или в соответствии с фразеологическим смыслом[118], – очевидно, что ее очень важно учитывать в моделях восприятия текста. Судя по нашим многочисленным примерам, идиомы могут находиться в семантических полях и по отдельным лексемам (тогда одно слово способно тянуть за собой идиоматический смысл), и как цельные смысловые единицы.

Например, как неделимый смысловой оператор выступает идиоматическое выражение в упор в строке «И дружба есть в упор, без фарисейства» («К немецкой речи», 1932). Эта фраза осознается как очень понятная, хотя идиоматическое выражение в упор по отношению к дружбе никогда не употребляется. Но в нем самом заложена сема ‘близости’, которая позволяет без затруднений и противоречий воспринять образ. При этом выражение в упор находится на пересечении двух разных семантических полей: помимо пространственной близости, оно актуализирует семантику выстрела (стрелять в упор). Это семантическое поле тоже проявляется в стихотворении – об этом свидетельствует строчка «Я дружбой был, как выстрелом, разбужен».

Теперь вернемся к нашей модели, уже опираясь на идиоматику.

По всей вероятности, когда мы читаем или как-либо иначе воспринимаем высказывание, наше сознание незаметно для нас проверяет семантическую сочетаемость полей, в которые входят слова из этого высказывания. Если в общем и целом такая «проверка» подтверждает соответствие высказывания узусу, оно бессознательно кажется нам приемлемым и понятным. Думается, именно такой механизм проявляется при чтении стихов Мандельштама, которые многими читателями определяются как «интуитивно» понятные (не случайно и мы несколько раз в работе говорили об интуитивной понятности того или иного высказывания/текста).

Так, например, в строках «Как кристаллическую ноту, / Что от рождения чиста» («Silentium», 1910) читательское сознание определяет смысл слова кристаллический, анализируя его в рамках представленных семантических полей (‘музыка’, ‘звук’). Очевидно, слово понимается по аналогии с устойчивым выражением кристально чистая нота, находящимся в этих же семантических полях, а другая возможная интерпретация (‘условное название совокупности атомов’) игнорируется, хотя слово использовано в виде, более характерном для естественных наук (ср.: кристаллическая решетка). Это узуальное «нарушение» обнаруживается при внимательном чтении, как и то, что «недостающее» слово чистая встречается в следующей строке. И тем не менее смысл нам здесь кажется предельно понятным по умолчанию («интуитивно»).

То же самое происходит и во многих других несложных случаях, когда семантическое поле очевидно и в его рамках сознание читателя, не отдавая себе в этом отчета, подыскивает смысловые аналоги.

В сложных примерах, однако, семантические поля накладываются друг на друга, и поэтому сознание – в изначальном приближении – исходит из общего контекста. Так, мы в целом понимаем, что имеется в виду в строках «Луч стоит на сетчатке моей» и «Мы прошли разряды насекомых, / С наливными рюмочками глаз»: в первом случае глаз воспринимает свет, во втором подразумеваются какие-то особенные глаза насекомых. Но при этом, надо полагать, на микроуровне происходит сличение семантических полей (как мы показали на примере, приведенном Выготским, и выше, говоря о