К истории революции в Бухаре и национального размежевания Средней Азии - [42]

Однако для данного Чарджуйского района эмир счел нужным администрацию назначить узбекскую, что еще больше революционизировало и без того недовольное туркменское население.

Итак, местом съезда был выбран Чарджуй.

На съезде были разрешены в положительном смысле два главных вопроса: о слиянии младобухарских групп и о вооруженном восстании.

Было бы неверно думать, что слияние прошло очень гладко. В целях восстановления истины необходимо указать, что наряду со сторонниками слияния коммунистических сил бухарской революционной эмиграции были и такие товарищи, которые относились к этому слиянию отрицательно. Так, например, помимо единичных голосов против слияния, среди младобухарцев довольно сильные возражения выдвигала и небольшая группа товарищей из среды коммунистов - участников Чарджуйского съезда коммунистической партии Бухары.

Если одни искренне считали, что слияние с младобухарской группой повредит делу партии, то некоторые младобухарцы считали необходимым сохранить младо- /181/ бухарскую группу, не сливаясь с коммунистами, потому что не были сами коммунистами. Как выяснилось на самом же съезде, были и такие товарищи, возражения которых не имели никаких принципиальных оснований, причина их возражений, по свидетельству одного из активных участников съезда товарища Акчурина, заключалась в личных беспринципных соображениях.

Вот что пишет по этому поводу в своих воспоминаниях тов. Акчурин:

"Первый вопрос - о взаимоотношении с революционерами. Под революционерами, в первую очередь, подразумевали младобухарцев. Нужно указать, что младобухарская организация к тому времени представляла уже реальную силу. Еще в январе 1920 г. из Москвы вернулся Файзулла Ходжаев и организовал младобухарский комитет. Председателем комитета избран был Ф. Ходжаев, секретарем Саид Ахрари 89[97], членами: Муинджан Аминов, Кари Юлдаш, Ата Ходжаев, Усман Ходжаев.

Как уже было упомянуто выше, вопрос о взаимоотношении с ними на третьем курултае не был решен в окончательной форме и был отложен до 4 курултая. Теперь, перед решающими днями, этот вопрос принял острую форму. Мы ни на минуту не сомневались в социальной сущности джадидизма, а также младобухарцев, хотя это последнее не было одно и то же. В обычных условиях любого капиталистического государства они со своими довольно скромными требованиями реформ являлись бы самой желанной правительственной оппозицией, и все их требования уложились бы в рамки буржуазного парламентаризма. Но в условиях эмирской деспотии, где вся власть находилась в руках реакционного духовенства, представляющего средневековый феодализм, эти невинные реформисты оказались в роли самых опасных революционеров. Эмирское правительство наряду с коммунистами преследовало и беспощадно расправлялось также с ними (носящими общее название "джадидов"), они силой вещей вынуждены были во главу угла своей программы ставить требования политического характера - свержение эмира.

В этих условиях выяснение вопроса о взаимоотношениях с младобухарцами приобретало характер создания единого фронта. Доклад этот был возложен на меня, и я сам был склонен к мысли о создании такого единства.

Однако в рядах нашей организации существовали на этот вопрос противоречивые мнения. Часть наиболее "левых" членов категорически возражала против установления единого фронта.

Еще до открытия курултая эти товарищи, узнав, что докладчиком по данному вопросу являюсь я, начали упрекать меня в примиренчестве.

Товарищ Шейх Хасан Галеев 90[98], Мирза Биграм Ахмедов и Иргаш Дарга 91[99], встретив, начали укорять меня в "измене". /182/

- Нас... коммунистов, соединить с Файзуллой Ходжаевым! Никогда..., - говорил Мирза Биграм, - Никогда мы не станем в одних рядах с Файзуллой!

Когда я взошел на трибуну, чтобы начать свой доклад, со стороны делегатов раздались отдельные возгласы.

- Долой! Нам такого докладчика не надо! - кричал Мирза Гулям Абдураззаков. - Сам ты откуда происхождением?

Начал было ругаться, стуча кулаком по трибуне. Но председатель с трудом остановил его.

В отдельных возгласах и репликах делегатов чувствовалось подозрение в моей личной связи с младобухарцами и личной заинтересованности в этом вопросе. Это стало невыносимо и я заявил:

- Товарищи! Я никаких личных связей с революционерами не имею. Доклад не выдуман мною. Тезисы доклада согласованы с руководством ЦК, и я выполняю волю ЦК. Если вам неугодно слушать... я могу оставить трибуну.

И начал сходить с трибуны.

- Просим, просим!..

Пятнадцатиминутный доклад мой затянулся на три часа. Его много раз прерывали репликами, враждебными возгласами.

Во время своего доклада я заметил в зале среди делегатов следующее явление.

Абду Кадыр Мухитдинов, не будучи делегатом, сидел за корреспондентским столом, как представитель печати (газеты "Кутулуш"). Во время моего доклада он встал со своего места и начал ходить среди делегатов. Чаще всего он подходил к Гулям Кадыру, Шейх Хасан Галееву и Иргаш Дарга, к тем, кто наиболее активно протестовал против моего доклада и устраивал обструкцию. Гулям Кадыр подошел к Сагдулла Абдуллаеву и шепчет ему на ухо о чем-то, тот встает со своего места, подлетает к трибуне и, прервав меня, взмахивая кулаками, начинает ругать Файзуллу Ходжаева. Для меня становится ясной причина столь крутой оппозиции: вдохновителем ее является Мухитдинов, который, будучи в партии, в то же время представляет правое националистическое крыло младобухарцев и находится во вражде с Файзуллой. Тогда я, вынужденный отклониться от основной темы доклада, предлагаю вывести Мухитдинова со съезда.