Излучина Ганга - [86]

У него упало сердце, вот-вот вся затея провалится. И все-таки он был благодарен Сундари за то, что она запомнила его. «Конец это, — спрашивал себя Гьян, — или только начало, о котором я не смел и мечтать?»

— О, конечно, я вспомнила. Деби привел вас к чаю, а потом мы все ездили в Берчи-багх. Вы еще поплыли далеко-далеко от скалы Ашвини к другому берегу. Неужели вы забыли?

Ему ли забыть об этом? Что еще в жизни помнил он столь отчетливо, о чем еще хотел бы никогда не забывать! Неужели он для нее всего-навсего случайный попутчик, заплывший за скалу Ашвини? Да и уплыл-то он туда, чтобы скрыть смущение, когда все увидели ладанку на его шее.

За этим последовало молчание. Они смотрели друг на друга — измученный, отупевший каторжник с мертвой душой и девушка из мира благоухания и радости. За окном, скрипнув тормозами на покрытой гравием дорожке, остановилась машина. Отворились парадные двери. Шаги приближались. Гьян стоял неподвижно, ожидая крушения всех своих планов и не теряя все же безумной надежды на какое-нибудь чудо.

— А, вы уже здесь! — сказал Текчанд, взглянув на часы. — Надеюсь, вам пришлось не слишком долго ждать. Это мистер Талвар, — объяснил он Сундари. — А это моя дочь — миссис Чандидар.

Гьян приложил руки к груди и поклонился. Сундари ответила на приветствие и сразу же, извинившись, вышла из комнаты вместе со Спиндл.

— Прошу вас, пойдемте наверх, — пригласил Текчанд, показывая дорогу. Гьян последовал за ним. И здесь все ему было памятно — широкие ступени лестницы, покрытые ковром, длинная галерея, уставленная но обеим сторонам бронзовыми фигурами, и, наконец, частный музей в глубине дома с высоким резным потолком и рядами полок.

Повсюду бронзовые фигуры. Текчанд принимал парад богов — стоявших прямо, — изгибавшихся, танцевавших, творивших молитву, грозных, ласковых, занятых едой или любовью. Здесь были Шивы и Вишну, Брахмы и Гокалы, Ганпати и Нарасимхи, Лакшми и Сарасвати[68] и многие другие божества. В углу на белом постаменте, освещенный солнечными лучами, проникавшими через прозрачный потолок, возвышался Шива из Малого дома. А рядом с ним поджидала их надменная, сверкавшая драгоценностями мать Сундари — Радха.

— Мистер Талвар, — представил его Текчанд. — Моя жена.

— Я приказала подать чай, как только услышала твою машину, — сказала миссис Текчанд.

Все было как в тот раз: слуги в белых смокингах, разносящие подносы и тарелки с пирожными, сандвичами и закусками, блестящий серебряный чайный сервиз, изящные чашки и блюдца. Миссис Текчанд расположилась на диване со спинкой в форме веера, ее ноги покоились на краю двухцветного — голубого и зеленого — ковра. «Диван и ковер заказаны специально для этой комнаты», — подумал Гьян, заметив, что драконы, изображенные на ковре, в точности повторяют рисунок на обивке дивана. Гьян присел на краешек хрупкого позолоченного стула, опасаясь, как бы не натворить чего-нибудь, например, не уронить чашку. Он напряженно следил за слугами, сновавшими вокруг них и раскладывавшими маленькие розовые салфетки, похожие на цветы, и миниатюрные серебряные вилочки.

Три года Гьян с жадностью голодающего протягивал свою эмалированную кружку за тепловатой серой жижей, которую в андаманской тюрьме называли чаем. А теперь он восседает на антикварном стуле в частном музее, упоенный тончайшим ароматом, исходящим от тонких яств. И снова повторился легкий приступ раскаяния, которое Гьян ощутил на пороге особняка Текчанда. Что дает ему право вторгаться в их жизнь и загрязнить ее, как загрязнил этот отмеченный печатью дьявола бородач по имени Шафи Усман, которого он встретил здесь когда-то?

Гьяну на какое-то мгновение стало жаль этих людей, так близко подпустивших к себе человека, который намеренно явился сюда, чтобы воспользоваться их горем в своих целях. Но эту мысль он отбросил, ему было не до щепетильности. Не постеснялся же он вытащить золото из горла мертвеца. А сейчас предстояло нечто попроще — сыграть на злосчастии этого человека и его жены. Он взглянул на хозяйку, предлагавшую ему кусочек торта. «Она доброжелательна, мила, элегантно одета, на ней чудесные украшения. С ней легче будет справиться, чем с ее мужем, — сообразил он. — Она не будет слишком осторожной и расчетливой, никогда не позволит благоразумию взять верх над чувством».

Она ласково улыбалась ему.

— Возьмите еще кусочек, прошу вас.

Он протянул тарелку, рука его чуть вздрогнула, и вилка задребезжала.

«Я не принесу им большого вреда, — утешал себя Гьян. — Сын ведь уже причинил им все горе, что выпало на их долю. Если на то пошло, я даже помогу им — подам надежду. А ложь… В конце концов, какая разница — чуть меньше лжи или чуть больше?»

— Где же Сундар? — спросила миссис Текчанд, — Она не выйдет к чаю?

— Должно быть, она гуляет с собакой, — ответил Текчанд, — я встретил ее внизу.

— Мохан, — обратилась она к слуге, — скажи Сундар-баба, что мы пьем чай здесь.

Гьян сидел неподвижно. Комната с высоким потолком в фестонах и двумя огромными люстрами куда-то исчезла. Он внезапно перенесся на полуночное побережье и увидел луну, висящую над кокосовыми пальмами. Статуи расплылись перед его глазами, отступили куда-то далеко, потом снова приблизились, превратившись в людей, танцующих вокруг костра. Щелкнули бичи, барабаны замолкли, и фигуры замерли, не меняя позы до тех пор, пока снова не началась музыка.