Излучина Ганга - [53]

— Сундар! У нас на площадке муравейник, — огорченно сказал он.

— Муравейник?

— Да, а к нам сестры Стенли приедут.

— Ну и что! — она совершенно не беспокоилась о сестрах Стенли. — Разрушь его, и дело с концом.

— Это невозможно. Неужели ты не понимаешь — это муравьиный дом, они его построили и в нем живут!

— Никто не просил их устраивать свой дом посреди нашей лужайки. Скажи садовникам: пусть сроют муравейник.

— Сегодня садовников нет.

— Тогда ничего не поделаешь.

— Сундар! Не будь такой злющей! — взмолился он.

— Вечно ты заставляешь меня делать за тебя неприятную работу, — запротестовала Сундари. Но она все-таки сразу встала и вышла вместе с ним во двор. Лужайку накануне вечером поливали, она была прохладная и ровная. Действительно, на дальней стороне ее, между белыми линиями, возвышался муравейник. Возведенный из мягкого влажного перегноя, он поднимался над землей дюймов на девять.

— Нельзя ли… Нельзя ли его оставить? — спросил Деби. — Он же в «коридоре». А нам не обязательно играть парные встречи… О Сундари, что ты делаешь?! Как ты можешь? Бедные муравьи!

Она обрушилась на муравейник с неожиданной для себя самой яростью — ее раздражала непонятная мягкотелость Деби. Он не имеет права оставаться таким… Он должен стать решительным, настоящим мужчиной.

Маленькая крепость из мягкой земли была разрушена до основания, словно игрушечный замок. Муравьи сотнями выползали из ямок и переходов. А она все пинала ногой остатки муравьиного города, а потом стала топтать руины и давить маленьких белых муравьев.

— О, как ты могла, Сундари! Как ты могла! — пронзительно кричал Деби с искаженным от ужаса лицом.

— Не нравится? Тогда разрушил бы сам, — рассердилась Сундари. — Или попросил бы своих девиц Стенли!

Она повернулась и побежала в дом, не в силах объяснить ему, что дело совсем не в муравьях, а в том, что он, ее маленький брат, должен расти сильным и смелым. Или, может быть, она так разбушевалась из-за того, что он ждал сестер Стенли?..

Сундари все еще вспоминала Деби, когда они с Гопалом достигли цели своей поездки — маленького бунгало в лесу за Махабалешваром. Хозяин бунгало ждал их с гирляндами цветов. «Интересно, — подумала Сундари, — гирлянды у них всегда наготове или он откуда-то пронюхал, что приехали молодожены? Можно ли догадаться об этом по нашему виду?»

Она попыталась стряхнуть с себя оцепенение и войти в свою новую роль. Но, увы, она не чувствовала ни волнения, ни радости, ни душевного подъема, приличествующих невесте, да и выглядела она не очень привлекательно — так она решила, переодеваясь и рассматривая свое осунувшееся лицо и заплаканные глаза.

«Гопал будет прав, если разочаруется во мне», — думала Сундари, умываясь холодной водой. Разве ему понять, что значит для нее Деби. Как сможет она теперь радоваться медовому месяцу, как сможет выглядеть красивой для этого чужого человека, ставшего ее мужем? Разве возможно это в тот самый час, когда пароход Деби держит курс к Андаманским островам?

Гопал сидел на веранде, нервно зажигая сигарету от сигареты. Внизу, под ним, купалось в лунных лучах огромное ущелье. Он слышал, как Сундари хлопнула дверью ванной комнаты и легла в постель. Он подождал еще немного, потом отшвырнул сигарету и вошел в спальню. Сундари казалась нервной и возбужденной и улыбнулась ему. Но стоило ему до нее дотронуться, как она отшатнулась, и две огромные слезы выкатились из ее глаз. Она разрыдалась. Он пытался утешить ее и осушить поцелуями слезы, но был неловок и неискренен. А ее мысли улетели далеко, и тело оставалось холодным и безответным.

Гопал оставил ее и вышел прогуляться вокруг бунгало. Потом он снова уселся на веранде и принялся за виски.

Когда, уже гораздо позже, он опять прокрался в ее комнату, Сундари крепко спала, а Спиндл с лаем набросилась на него.

Разозлившись, он отшвырнул собаку так сильно, что она заскулила, и Сундари проснулась.

— Как вы могли притронуться к Спиндл, вы, жестокий человек! — Она взяла собачку на руки и повернулась к нему спиной.

Гопал тихонько выскользнул из комнаты и вернулся к своей бутылке виски.

Первая ночь предопределила весь их медовый месяц. Она запомнилась им обоим как нечто странное и непристойное и не исчезнет из их памяти всю жизнь. Ему все это было обиднее, чем ей. Родственничек-террорист и так уже поссорил Гопала со всей семьей и нанес ощутимый удар его престижу. А теперь тень этого человека встает между Гопалом и его молодой женой, мешает им.

«Как вы могли притронуться к Спиндл, вы, жестокий человек!» — так крикнула она ему в первую брачную ночь.

Оба они пытались как-то поправить дело. На следующую ночь Сундари даже предложила привязать Спиндл на веранде, но это мало чему помогло. Он был груб, она равнодушна. Ей было очень больно. В результате у Сундари поднялась температура, пришлось вызнать врача. Лихорадка продолжалась три дня. В последнюю неделю Сундари, хотя и была уже здорова, выглядела измученной, думала о чем-то своем. Но она не отвергала мужа. Да и во время болезни она проявляла готовность отвечать на его чувства. Только к самому концу их пребывания в бунгало он наконец уразумел, что с ее стороны все это было вроде игры: «Давайте притворимся…». Хорошие манеры помогали изображать страсть, и она заставляла себя выступать и роли счастливой, любящей новобрачной, притворяясь, что наслаждается тем, что на самом деле причиняло ей боль и вызывало отвращение. Безвольная покорность жены заставляла его чувствовать себя чуть ли не насильником.