Избранный - [4]
— Только тихо, — прошептал Норман.
Отец уставился на осунувшееся лицо сына с выпученными черными глазами и устыдился шепота и темноты. Знать бы, что Господь думает о поведении Нормана. Вряд ли оно способно ввести Его в заблуждение. Но кого же Он все-таки карает, спросил себя рабби, меня или его?
— Встань у камина, — велел Норман. — И не шуми. Вот увидишь, их тут уйма, надо только подождать.
Но рабби Цвек был готов увидеть, не дожидаясь.
— Я вижу их, — прошептал он, глядя на пустой ковер, и взволнованно приподнялся на цыпочки. — Ну и ну, — изумился он, — сколько их, да тут целая армия. — Он посмотрел на сына, ожидая благодарности.
— Ты считаешь меня сумасшедшим, да? — тихо спросил Норман. — Смотри.
Он открыл комод. Внутри, в углу, стояла стеклянная банка, в которой на красном ковровом ворсе покоились листья. Напротив банки было увеличительное зеркало.
— Взгляни в зеркало, — сказал Норман. — И точно увидишь их.
— Листья я вижу, — озадаченно произнес рабби Цвек.
— Я их кормлю, — рассмеялся Норман.
Рабби так и подмывало снова ударить сына, но вместо этого он молча вышел из комнаты.
— И не возвращайся, — буквально прорыдал Норман ему вслед. — Оставь меня в покое. Просто оставь меня в покое.
Ключ снова повернулся в двери, и рабби Цвек вошел на кухню.
— Иди вниз, открывай лавку, — велел он. — Уже девять часов.
Проходя мимо отца, Белла положила руку ему на плечо.
— Не расстраивайся, — сказала она. — У него это скоро пройдет.
— А потом начнется снова. — Рабби сжал руку дочери. — Мы должны их найти, — продолжал он в отчаянии. — Нужно выманить его из комнаты, и ты должна их найти. Они там. Ему кто-то их дает. Попадись они мне, я их… Тебе нужно тщательнее убирать комнату! — крикнул он на дочь и прикусил губу, сдерживая слезы. — Иди, иди, — быстро проговорил он, — открывай лавку. Не хватало еще потерять и торговлю, в довершение всех бед.
Когда дочь уходила, его взгляд упал на ее белые носки. Ей почти сорок, его Белле, а всё в коротких носочках, как девочка. Но это другая мука. Сейчас он об этом не отваживался думать. Шмыгнул носом, прогоняя слезы, и принялся ждать доктора.
Когда раздался звонок, Норман крикнул:
— Если это говнюк Леви, скажи ему, пусть проваливает.
Рабби Цвек знал, что доктор Леви на лестнице наверняка слышал эти слова, и, открыв ему дверь, извинился за сына.
— Ничего страшного, — ответил доктор Леви, — это вполне естественно. Пойдемте на кухню, — добавил он шепотом, зная, что Норман будет подслушивать у своей двери, а ему не хотелось, чтобы их услышали.
Доктор Леви прошел за рабби Цвеком на кухню и сел за стол. Он давно уже здесь освоился. Над раковиной, всегда криво, всегда натертый до блеска, висел медный половник. На чашке чая с лимоном, которую поставил перед ним рабби Цвек, доктор увидел знакомую, уже выцветающую розовую узорную кайму. Формально он не был их семейным врачом. Доктор Леви был психиатр, давний друг семейства Цвек. По-дружески захаживал к ним, когда умирала миссис Цвек, садился на этот же стул возле кухонного стола, пил чай из этой же чашки, с еще не выцветшим розовым узором. Тогда, как сейчас, он сидел с рабби Цвеком, утешал его, хотя оба знали правду.
— Это всего-навсего вопрос времени, — сказал он тогда рабби, — и чем раньше, тем лучше для вас всех.
Тем временем на просторной семифутовой кровати миссис Цвек гадала, почему же она никак не оправится от операции.
— Чем мы старше, тем больше времени требуется на это, — сказал ей доктор. — Еще месяц или около того, и вы встанете на ноги.
И она, запасясь терпением, лежала, листала брошюру с рекламой какого-то курорта, которую купил рабби Цвек, чтобы она выбрала, куда хочет поехать долечиваться. Теперь на той же кровати лежал Норман, с другой иллюзией, но всё равно иллюзией, а между его отцом и доктором Леви на кухне раскорячилась такая же трудная правда.
— Давно он так? — спросил доктор Леви.
— Откуда мне знать, — беспомощно произнес рабби Цвек. — Он уже много дней не ест. Завтракает, и плотно завтракает, а потом ничего.
— В лавке бывает?
— Спускается. Сидит. Белла говорит, ничего не делает. И вечно грубит, перед клиентами стыдно. Если бы только знать, где он это берет. Если бы только…
— Рабби Цвек, — мягко перебил доктор, — даже если вы найдете, где он это берет, толку не будет. Он отыщет другой источник. Все они одинаковы, эти наркоманы. Настоящие ловкачи. Как ни крути, а свое раздобыть ухитрятся. Правда, это дорого. Откуда у него такие деньги?
Рабби Цвек молчал. Потом, не глядя на доктора Леви, потянулся к нему над столом.
— Доктор, — сказал он, — мне стыдно, но вы доктор, а то, что я сообщу вам, секрет.
Доктор Леви похлопал рабби по руке.
— Он их крадет? — спросил он.
Рабби Цвек понурил голову.
— Мой собственный сын, — прошептал он, — гоноф[5], причем у родного отца из кассы. На прошлой неделе, — добавил он, — моя Белла недосчиталась пятнадцати фунтов. Что мне делать? Каждую минуту я же не могу с ним сидеть.
Доктор Леви открыл черный чемоданчик.
— Мы его подлечим, по крайней мере купируем приступ, а там, может, уговорим лечь в больницу. Другого способа нет. Полгода, год без наркотиков. Глядишь, и опомнится.
«Пять лет повиновения» (1978) — роман английской писательницы и киносценариста Бернис Рубенс (1928–2004), автора 16 романов, номинанта и лауреата (1970) Букеровской премии. Эта книга — драматичный и одновременно ироничный рассказ о некоей мисс Джин Хоукинс, для которой момент выхода на пенсию совпал с началом экстравагантного любовного романа с собственным дневником, подаренным коллегами по бывшей работе и полностью преобразившим ее дальнейшую жизнь. Повинуясь указаниям, которые сама же записывает в дневник, героиня проходит путь преодоления одиночества, обретения мучительной боли и неведомых прежде наслаждений.
Герой романа английской писательницы Бернис Рубенс (1928–2004) Альфред Дрейфус всю жизнь скрывал, что он еврей, и достиг высот в своей области в немалой степени благодаря этому. И вот на вершине карьеры Дрейфуса — а он уже глава одной из самых престижных школ, удостоен рыцарского звания — обвиняют в детоубийстве. И все улики против него. Как и его знаменитый тезка Альфред Дрейфус (Б. Рубенс не случайно так назвала своего героя), он сто лет спустя становится жертвой антисемитизма. Обо всех этапах судебного процесса и о ходе расследования, предпринятого адвокатом, чтобы доказать невиновность Дрейфуса, нельзя читать без волнения.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.