Избранные произведения - [33]

Шрифт
Интервал

— Сеньор Антонио Жулио? Вы готовы?

Не успел. Надзиратель уже распахивал дверь камеры. Жулиньо застегнул пиджак на все пуговицы, улыбнулся скромно:

— Готов.

У городка Макуту была своя судьба, непохожая на другие. Обычно бывает так: живут люди, а потом приходит к ним торгаш со сладкими речами и грязными делами. А Антонио Жулиньо приехал, увидел будущее — и остался. Городок рос вокруг него; он заставил городок расти вокруг себя, он сам рос вместе с ним, рос в туманные хмурые дни и ясные лунные ночи. И городок Макуту добился своего — исчез сеньор Антонио Жулио дос Сантос, вместо него появился Жулиньо, Канини.

3

Мать Санты умерла в родах, и об этом хорошо знала матушка Нгонго, в былые времена — торговка, а ныне теща Жулиньо.

Все было так, как она рассказывала. Сеньора Лемба, мать Санты, всю жизнь хотела ребенка — и ничего не получалось: мужья бросали ее как раз из-за бесплодия. Тогда она решилась на крайнюю меру: пешком обошла все чудотворные места от Малы до Нзалы; посетила одного знахаря, слава о котором гремела по всей стране; тайно показалась другому целителю, по прозвищу Барон; дала обет пресвятой деве, покровительнице и утешительнице несчастных. И чудо свершилось — она забеременела и через положенный срок родила девочку. Девочка появилась на свет, заплакала, но сеньора Лемба первого ее крика уже не слышала. Умерла. И если злоязычные сплетники утверждали, что сотворил это чудо падре Жоан, то не стоит принимать эти россказни на веру: мало ли что болтают бездельники по кабакам и тавернам за оплетенными бутылями браги и вина, совести у них нет, вот и все. Только после смерти сеньора Матеуса, приключившейся в Сан-Томе, стихли разговоры: девочка и цветом кожи, и чертами лица походила на отца, и росла она здоровой и крепкой, благодаря попечению своей мачехи — жены, а теперь вдовы первого мужа доны Лембы. Ребенка окрестили честь по чести и нарекли, как водится, Сантой[9]. Полное ее имя было Санта Матеус Жоан.

И вот теперь, по прошествии многих лет, крепко поругавшись с мачехой, стоит Санта под шумными ветвями мулембейры. Ветер шевелит листву, рябит гладь озерца, солнечный диск сегодня маленький, тусклый, словно пеплом присыпан, только-только занимается день. Городок просыпается, оживает, шумит. Скоро люди пойдут на работу и увидят ее, Санту, и начнут расспрашивать, и допытываться, и сочувствовать. И Санта в тоске крепко прижимает к груди торбочку с самодельными детскими вещами — приданое нерожденному еще ребенку. Как все плохо, а будет еще хуже, и виновата во всем она сама. Зачем сказала? Почему подумала, что, если выложить все начистоту доне Шиминье, та простит, поймет и не бросит ее в беде? Ох, нет, люди не любят правду, у людей нет сердца, людям не дано понять, что невмоготу ей было жить как жила, что хотелось еще чего-то, мужа хотелось, который не шлялся бы по кабакам. В чем же она виновата? Жизнь унылая и одинокая, а ведь ей уж за тридцать; не хотела Санта ссориться с мачехой и доводить дело до скандала. А дона Шиминья ничегошеньки не поняла:

— Если ты правду говоришь, он не примет тебя теперь. Отвертится! А лучше всего, — продолжала мачеха, — пойти к знахарю, вытравить плод, или уж попросить приворожить Канини: он сейчас в тюрьме сидит, пусть заплатит за избавление от ребеночка.

Но Санта только невесело рассмеялась — она и подумать не могла о том, чтобы последовать этому совету, извести нерожденное дитя.

— Не будет этого: рожу.

Тут дона Шиминья рассвирепела, стала браниться, побила падчерицу.

— Тебя же погонят со службы! Беременную никто держать не станет! Бесстыдница! Потаскушка!

Грубые слова отравили утренний чистый воздух. Санта испугалась: ведь и Канини не хотел ребенка, ведь и он говорил, что надо поберечься… Правда, он боялся, что Вина узнает. Пойдет про него дурная слава, люди будут обходить его лавку, торговля захиреет. Для него это самое главное. Санта припомнила все, улыбнулась — она-то любила Канини, и Канини тоже клялся ей в любви…

Неужели не сможет она спасти свое дитя — тропинку к счастью, к новой жизни? Вина ведь такая же, как и она… В душе появилась надежда, исчезли все опасения, словно ветер их задул. Надо пойти к Вине, Вина — мать, она ее выслушает, она ей поможет. Разве допустит она, чтоб погубили ребенка, которого зачал ее муж? Санта на ее месте никогда бы не согласилась на такое, она бы сказала:

— Это наше дитя! Расти его, рожай, мы тебе поможем, чем сможем.

Санта так размечталась, что словно въяве услыхала слова Вины, приободрилась, заулыбалась. Небо было уже ясное, голубое, солнце поднялось, высушило слезы у нее на глазах. Санта посмотрела в ту сторону, где под огромным раскидистым деревом помещались лавки Канини. Там и живет Вина вместе со своей матерью, тетушкой Нгонго. Они одни остались, Жулиньо в тюрьму забрали, всем распоряжается зеленомысец Машиньо. Пойти туда? Пойти, все рассказать Вине как подруге? Она ее примет! Есть же у нее сердце — человек все-таки, не зверь… Она сейчас, наверно, грустит, скучает без Жулиньо. Общая беда их сблизит, подружит: как может женщина желать смерти ребенку своего мужа?!


Рекомендуем почитать
Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).