Избранные произведения - [35]
— Что у меня в лице такое, Лина, что мне проходу не дают? Ведь я ж не потаскушка, не гулящая! Ну скажи, Лина, скажи! — И она снова плакала, и слезы застилали ее черно-синие глаза — казалось, дождь идет над морем.
— Да ничего особенного, Санта. Мужчины все такие… Сеньор Коста, что ли, пристает?
Она не отвечала на вопросы любопытной подруги, никогда ничего не рассказывала, а сама горевала и тосковала все сильней.
Однажды, по дороге домой, поднимаясь по улице Миссан, она все-таки не выдержала — надо было хоть с кем-то поделиться своим смятением — и спросила Лину, наперед зная ее ответ:
— Скажи, вот если бы тебе предложили свой домик за то… чтобы жить вместе… ты бы согласилась?
Сказала — и прикусила язык. Маленькая, всезнающая Лина расхохоталась:
— Еще бы! Если я что схвачу, так уж не выпущу! Я такая!
А теперь она, Санта, ждет ребенка от женатого человека, и человек этот даже почти что и не был любовником ей, не встречался с нею в укромных уголках, как Линины кавалеры… Но она даже не успела улыбнуться такой нелепости: за углом показался зеленый дом Канини. Словно холодный ветер ударил в грудь. Санта остановилась, прижалась к стене — ноги не держали.
Нет, она не потаскушка, а Вину знает с детства, подругами были.
Управляющий Машиньо сказал ей, что Вина в саду, но та, услышав знакомый голос, сама уже шла навстречу. Сияла ее улыбка, светилась атласная мулатская кожа.
— Санта? Это ты? Здравствуй! Входи! — заговорила она, но тут же, словно спохватившись, вспомнив, кто она такая, приняла надменный вид: не скажешь, что вместе по улицам бегали, вместе учились в школе кройки и шитья. — Садись. Садись же! Почему ты такая бледная?
Они прошли через сад, обогнув тот самый дом под железной крышей, о котором шло столько разговоров в городе, вошли в комнату. Санта, как и положено гостье, что-то говорила, сама не понимая своих слов. Она глядела по сторонам, и зависть поднималась в ее душе. Солнечный свет, лившийся через плотно задернутые ситцевые занавески, чудесно преображал обстановку: самодельная крашеная мебель казалась старинной, сделанной из ценного дерева, перешедшей от прадедов по наследству. Пылинки плясали в солнечном луче, падавшем на швейную машину «Зингер» — предмет особой гордости Вины: у нее были искусные и проворные руки. Санта вглядывалась в ее округлившееся — она недавно ведь только родила — лицо и вдруг, сама не зная почему, испытала прилив ненависти к ее ничем не стесненному телу в просторной, широкой блузе и юбке — Вина еще кормила сына. Какое-то особое, словно бы медовое сияние исходило от всей ее фигуры. Вина, казалось, сошла с картинки в книжке — мадонна с младенцем, да и только. Живые глазки ее смеялись, она быстро спрашивала:
— Ну рассказывай, Санта! Мне что-то говорили… Только я сплетен не слушаю. Тебя выгнала мачеха, да? Сегодня?
Санта вздрогнула. Вдруг мачеха уже успела что-то наговорить про Канини? Губы ее задрожали в робкой улыбке, но она притворилась, что не понимает вопроса, стала спрашивать про здоровье тетушки Нгонго: «Где она? Я хочу, чтоб она меня благословила» — и Витиньо.
— Они пошли погулять, говорят, утром это полезно. Скоро должны вернуться…
Бывшая торговка фруктами не желала, чтобы ее называли Нгонго, раз дочка вышла замуж за белого, но все равно ходила в национальном костюме, хотя Вина много раз пыталась приучить ее к юбке. Имя поменяла, а привычки — нет.
Разве Вина замужем? — говорили завистники: у кого их нет. Разве это замужество? Венчания-то не было — значит, не считается. В мэрию сходить мало! Живет она с ним, вот и все замужество.
Но сейчас, в этот тихий утренний час, все было так, как представлялось Санте в мечтах: дом, сын того человека, который мог бы изменить и ее жизнь, улыбающаяся, дружелюбная Вина… Санте только было стыдно за те слова, за грязные сплетни, которые сейчас она должна была повторить. Но, поглядев в ясные глаза подруги, она решилась:
— Сядь, Вина! Жизнь у меня какая-то нескладная, как я сама. Только я не заслужила такого! Клянусь тебе! Я никому зла не делала, и чужого счастья мне не надо, я своего хочу! Ты ведь меня давно знаешь, неужели и ты, как дона Шиминья, думаешь, что я пропащая, гулящая? Скажи мне, Вина!
— Ну что ты, Санта! Дона Шиминья ведь не со зла так говорит, она тебе добра желает…
— Чего ж она тогда меня бьет смертным боем? Не дает мне найти такого, за кого бы я пошла замуж?! Ругается, что женихам отказываю. Разве это грех? Разве я виновата? Все как один пьяницы, бабники, им бы попользоваться да смыться с глаз. Не знаю, Вина, сама не знаю, что со мной происходит…
Вина слушала внимательно, но тоска, звучавшая в голосе Санты, ее удивила: раньше Санта всегда была весела, смешлива, никому не завидовала, а Вина — за мужем, как за каменной стеной, — посмеивалась, подзуживала, охотно поддерживала разговор. Сейчас она не узнавала свою подругу: глаза окружены лиловыми тенями, но казались еще синей, чем всегда, даже вроде бы ресницы появились. Возле рта залегли морщинки, горбик казался больше. Что с ней? Вся какая-то потерянная, неприкаянная, и в то же время — отчаянно веселая. Руки лихорадочно крутили-вертели мешочек, который она принесла с собой. Вина пристально взглянула Санте в глаза — из них катились слезы.
Прямо в центре небольшого города растет бесконечный Лес, на который никто не обращает внимания. В Лесу живет загадочная принцесса, которая не умеет читать и считать, но зато умеет быстро бегать, запасать грибы на зиму и останавливать время. Глубоко на дне Океана покоятся гигантские дома из стекла, но знает о них только один одаренный мальчик, навечно запертый в своей комнате честолюбивой матерью. В городском управлении коридоры длиннее любой улицы, и по ним идут занятые люди в костюмах, несущие с собой бессмысленные законы.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).