Избранное. Том второй - [19]
- Сказывай где остальное зерно спрятал! – приставал Пермин.
- Сказал же, все отдал! – начал яриться Гордей.
Когда в Заярье прибыл уполномоченный для завершения этой горячей кампании, Ямина вызвали в сельсовет.
- Много ли хлеба у тебя? – спрашивал уполномоченный.
- Сколь было – выгребли. Теперь хоть по миру иди...
- Врёшь, подкулачник! – наседал Пермин. – В земле тыща пудов зарыта.
- А хоть бы и две... – вспыхнул Ямин. – Ни пуда не дам!
- Дашь! Да ишо как дашь!
- И единого зёрнышка!
- Ну вот, – устало вздыхал Пермин. – Поговори с таким вражиной. Выселить его в двадцать четыре часа.
Двое суток, не давая глаз сомкнуть, держали Ямина в сельсовете. Уставшего Сидора сменил Илья, Илью – Митя Прошихин, Митю – уполномоченный...
- Отдай ты им! Пущай подавятся! – взмолилась Александра, принеся арестованному обед.
- А сам Христа ради просить?
- Перебьёмся как-нибудь! Ты тоже тут, куманёк? – приметив отступившего в сторонку Илью, спросила. Он беспокойно почёсывался, громко сопел.
Фешка Ямина и сын Ильи родились в один день.
- Пашутке крёстным буду! – напросился Гордей и сразу же после крестин сколотил для крестника зыбку.
- Напрасно хлопочешь, – благодарно отказывался Илья.
- Велики хлопоты! – вручая подарок, сердился Ямин. – Бери, может, крестник добром помянет...
И вот теперь кум охранял его в сельсоветском амбаре, стуча, как велено было, палкой по углам, чтобы Ямин не заснул.
В другой раз, когда Пермин опять собрался почистить яминские сусеки, Илья отказался идти с ним.
На его место нашлись другие.
Затаённая ярость встряхивала исполинские плечи Гордея. Митя опасливо жался сзади всех. Впереди были Фёкла и Сидор.
- Открывай! – велел Пермин.
Ямин молчал, нависнув скалой, которая в любую минуту может сорваться.
- Хватит вам, – входя во двор, пытался усовестить приятелей Бурдаков. – Не с голоду же ему помирать!
- Одним злодеем меньше будет! – бурлил кипятком Пермин.
Ямин сгрёб всех четверых в кучу и, выкинув за ограду, с такой силой хлопнул калиткой, что она сорвалась с крючьев.
- Ты мне заплатишь за это! – задыхаясь от бешенства и злобы, сулил Пермин. – Ты мне дорого заплатишь!
- Изомну! – хмуро пообещал Ямин, и Фёкла силком увела от беды Пермина. Она ещё ни разу не видела Гордея в таком лютом гневе. И не на шутку струхнула. До суда не дошло. Но около месяца Ямина продержали за буйство в бузинской чижовке.
- Здорово живёшь! – встретил его после возвращения Илья.
Ямин молчал, словно не расслышал. С этих пор он перестал замечать кума и ни разу не отвечал на его приветствия...
А раньше в гостях бывал, крестника проведывал: то рубашку ему подарит, то сахару комок принесёт.
Кончилась дружба.
И с Перминым раздружились.
Страшен, забит Илья каторжной долей своей. Моложе был – совладать думал. Теперь покорился. Крепко подмяла проклятущая – не выберешься.
Он поправляет на парнишке одеяло, разгибается. Разлетаются космы, оголяя на миг серо-землистый лоб.
Молчит Илья, слоняется по избе... Да что изба... Теперь на всей земле, думается ему, не сыскать места.
Всё чаще вспоминается жена.
Той ночью проснулся от её голоса. Приснилось, будто стоит она у порожка, руками тянется, голова назад откинута.
- За мной пришла, Феня? – спросил Илья.
- За тобой, – печально прошелестела жена.
- Я сейчас, – заторопился Илья.
- Пока не срок, – и она, словно смутившись его поспешности, исчезла.
В кровати метался Пашка, просил пить.
В первый раз о смерти подумалось.
Думал о ней спокойно, без страха, как о том, что надо подоить корову или истопить печь.
«Ребятишек подрастить бы!» – вздохнул Илья и отпрянул: жена опять стояла у самой кровати и тянулась к нему худыми руками.
- Скоро, Феня... Теперь уж скоро, – успокаивал Илья. Она молчала... – Мне бы токо хлебцем разжиться... Да где его взять, хлебца-то?
День и ночь думал Илья, где раздобыть хлеба. Продать кроме коровы нечего. С детворой без коровы хоть караул кричи.
Тяжело ступает по скрипящим половицам Илья, задумчиво скребёт закостенелыми ногтями космы, из которых в темноте с треском вылетают электрические искры.
- Прямо как золотые мухи! – перешагивая через порог, удивился Митя Прошихин, гость незваный. – Иду мимо и думаю, что бы это могло значить? А он из головы искры высекает! Вот фокус! Как так?
- Так, – безразлично отозвался Илья.
- Научи, – попросил Митя.
- Это от волоса зависит... Волос у меня как проволока. Один за другой задевает, и огонь получается.
- Ишь ты, – позавидовал Митя, – везёт же людям! А мой ровно куделя. Запали-ка свет, в карты сыграем!
- Неохота.
- Чудак! От карт люди необходимо умнеют. Тыщи на етим деле наживают.
- Мне не до тысяч. Хлеб кончился. Детишков нечем кормить.
- Ха! Нашёл о чём горевать! Тасуй давай! После научу. Со мной не пропадёшь...
Глава 10
- Не могу! – хрипло прошептал Илья, отбрасывая спички.- Вдруг весь сгорит?
- Не успеет, – успокоил Митя, шаря в темноте коробок. – Мешка по два нагребём, нам и хватит. Куда серянки забросил?
- Не надо, Митрий! Хлеб ведь... За его сколь здоровья положено.
- Чей он, хлеб-то? Колхозный, – стало быть, ничей! А у тебя дети голодные.
- Лучше уж по миру, – упрямо твердил Илья.
- Не шуми. Как бы Афанасея не услыхала! Да где они? Ага, тут!
