Избранное. Том второй - [17]

Шрифт
Интервал

- Я тоже не из дворян, – сбрасывая ремень, заметил Науменко.

- Из мужиков-то самые лютые дворяне выпекаются. Враз от земли отвыкают. Про одного сказывали: в город уехал... Домой возвернулся и всё выспрашивает: это что, да это как называется. Чисто всё перезабыл! Ладно, на грабельные зубья наступил! Как черенком его в лоб хлобыстнуло, сразу в грабли-мать завернул. Воротилась память...

- Чудак ты!

- Без этого век долгим покажется. Шуткой от горя спасаюсь. Помню, оторвало мне ногу... Жутко, а я говорю ребятам: «Это, мол, ничего. На сапоги расходов меньше...».

Науменко перевёл взгляд со старика на портрет. Даже тёмная старая фотография не могла притушить зубастую, зажигательную улыбку человека, изображённого на ней.

- Твоя? – застёгиваясь, спросил Науменко.

- Сынова, – сник Семён Саввич. – В двадцать первом кончили. Тоже в активистах ходил. Мало пожил. А я вот чужой век ворую...

- Живи, Семён Саввич! – горячо обнял узкие плечи вековика Науменко. – Без тебя земля оскудеет.

- Ты за колхоз-то на меня не в обиде? – осторожно копнул старик.

- От тебя любую обиду стерплю.

- Неможется мне. Ежели к весне оклемаюсь – сам приду с заявлением. От хворого какой прок!

- Разладилось всё, расшаталось... Как думаешь, настроимся?

- Непреклонно! Ты сам выпрямляйся... Ишь, как скрутило тебя...

- Ничего, дед! Мы ещё повоюем!

- Со Христом! – ещё недавно подтрунивавший над верой старик истово перекрестил Науменко и легонько подтолкнул к порогу: давай, мол, не теряй понапрасну времени.


Глава 8

Одному тоскливо. И вдвоём тоскливо. Час от часу тоска всё больше, гуще, непроходимей. Всё чаще, уронив голову на руки, сидит Науменко за столом. И уж без напоминаний Мария ставит перед ним брагу или водку.

Сегодня не пьётся. После дедова чаепития к водке отвращение. Видно, не зря хвастал старик целебными свойствами своего чая.

Мария, разостлав постель, молча глядела на мужа, подойдя к нему, зарылась руками в волосы.

- А дров так и не привёз...

- Завтра привезу.

- Знаю, кому отдал.

Молчание.

- Ты сегодня какой-то непонятный.

- Трезвый.

- А я пьяная... от тебя.

- Горький хмель.

- Ты когда-то Марийкой звал... Отвык?

- Отвык.

- Знаю из-за кого.

До него не сразу дошло, что жена ревнует к кому-то. Но к кому?

Он ошалело поднял голову, недоумённо посмотрев на Марию.

- Ты о чём?

- Не притворяйся! Я всё знаю... И кому дрова привёз, и почему уезжать отсюда не хочешь... Замену мне подыскал? Всё равно я лучше её!

- Ты здорова?

- Не смей издеваться! Я всё тебе отдала, а ты...

- Возьми обратно, – Науменко закусил удила, заговорил с холодным бешенством.

- Как ты можешь! Как ты только можешь!

- Я всё могу...

- Теперь-то я знаю. Жалею, что раньше не знала! Я бы не стала скрывать от людей твои делишки...

- Какие делишки? – Науменко невольно понизил голос, резко откинулся к стене, стукнувшись головой.

- Перестань! Слыхала... Слыхала, как ты во сне своих выдавал...

- Молчи! Молчи, Мария! – Сам боясь своего шёпота, с присвистом выдохнул Науменко.

Прямо из горлышка выпив всю водку, начал торопливо одеваться.

- Не бойся, – презрительно усмехнулась Мария. – Никому не скажу...

- Я сам скажу! – бессвязно бормотал Науменко, не попадая в рукава полушубка. – Прямо сейчас поеду и всё расскажу. Не хочу прятаться! Надоело всё! Сколько можно...

- Опомнись! Куда ты среди ночи! – пыталась удержать Мария. – Себя погубишь – и только...

Он выскользнул из полушубка и, раздетый выскочил на улицу.

Минуя конюховку, через пригон забежал в конюшню.

Было тихо. Изредка всхрапывали жеребые кобылицы. Похрустывали овсом жеребцы. Накинув на Воронка недоуздок, Науменко вывел его из стойла.

- Куда собрался? – спускаясь с сеновала, угрюмо окрикнула Афанасея.

Науменко неясно промычал что-то и торкнулся плечом в ворота.

- Оглох, что ли? Коня зачем берёшь? Днём успеешь угробить.

- Пусти!

- Не держу, только Воронка оставь.

- В район поеду.

- В полночь? Ждут тебя там, – усмехнулась женщина и, обняв Науменко сзади, подтолкнула: – Иди, проспись!

Он обмяк, без сопротивления отдал повод.

- Опять куролесишь? – не двигаясь, с неожиданной мягкостью проговорила Афанасея. – Раздетый весь... Небось, от бабы убежал? Ну да, от кого ишо бегают в такое время. Ладно, хоть не в подштанниках. Шубёнку мою накинь!

Снимая шубу, нечаянно коснулась грудью его локтя, ожглась, закусила губы. Обнесло. Так после качелей бывает. Раскачают парни, потом крутанут за верёвки, и они веретеном кружатся. Земля колышется, в глазах пёстро, лица путаются, сливаются в одно.

- Чего застыл? Сказано: уходи! – раздвинула прикушенные губы Афанасея.

Когда заглохли его шаги, охнула и, обняв мерцающую в полусвете тёплую шею коня, уткнулась в неё, сотрясаясь мощным, тоскующим телом.

Науменко бесцельно брёл по сонной улице. Вот уж и кончилась она. А он всё шёл, шёл... Когда пообочь дороги удивлённо шумнул бор, повернул назад.

«Куда я теперь? – стучал изнутри двухголовый дятел. На каждый висок по клюву. Тук-тук-тук... Подумалось: – Как череп проклюнет, тут и конец. Э, сбывайся! Всё равно это не жизнь – пытка... Ух, как черно вокруг!»

В доме горел свет. Печальная тень Марии мелькала в окнах.

«Не жди! – с озлоблением подумал Науменко. – Не приду...»


Еще от автора Зот Корнилович Тоболкин
Избранное. Том первый

В публикуемых в первом томе Зота Корниловича Тоболкина романах повествуется о людях и событиях середины XVII – начала XVIII веков. Сибирский казак-землепроходец В.В. Атласов – главный герой романа «Отласы». Он совершил первые походы русских на Камчатку и Курильские острова, дал их описание. Семён Ульянович Ремезов – строитель Тобольского кремля – главное действующее лицо романа «Зодчий». Язык романа соответствует описываемой эпохе, густ и простонароден.


Грустный шут

В новом романе тюменский писатель Зот Тоболкин знакомит нас с Сибирью начала XVIII столетия, когда была она не столько кладовой несметных природных богатств, сколько местом ссылок для опальных граждан России. Главные герои романа — люди отважные в помыслах своих и стойкие к превратностям судьбы в поисках свободы и счастья.


Пьесы

В сборник драматических произведений советского писателя Зота Тоболкина вошли семь его пьес: трагедия «Баня по-черному», поставленная многими театрами, драмы: «Журавли», «Верую!», «Жил-был Кузьма», «Подсолнух», драматическая поэма «Песня Сольвейг» и новая его пьеса «Про Татьяну». Так же, как в своих романах и повестях, писатель обращается в пьесах к сложнейшим нравственным проблемам современности. Основные его герои — это поборники добра и справедливости. Пьесы утверждают высокую нравственность советских людей, их ответственность перед социалистическим обществом.


Лебяжий

Новая книга Зота Тоболкина посвящена людям трудового подвига, первооткрывателям нефти, буровикам, рабочим севера Сибири. Писатель ставит важные нравственно-этические проблемы, размышляет о соответствии человека с его духовным миром той высокой задаче, которую он решает.


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.