Избранное. Том первый - [13]

С Минчо Тошка познакомилась, когда он, отсидев три года в тюрьме, вернулся в родное село. Чего только не делала тетка Гела, чтобы их разлучить! И ворожила, в проклинала Минчо, и в общинное правление на него доносила!.. Тошку она прочила за старого богатого вдовца из Брягова. Твердила ей, что он, мол, торговец, земли у него много, и Тошка будет жить у него, как царица…

— Не нужны мне ни земля его, ни царство! — сказала Тошка, как отрезала.

Тут Арнаутка закусила удила от злости.

— Ты дура, — принялась она ругать и поносить девушку, — ты от своего счастья бежишь, не понимаешь, что хорошо, а что плохо, от такого добра отказываешься из-за какого-то негодяя, а я тебя все равно не выдам за этого разбойника, лучше убью, а ему не отдам…

Но Тошка наотрез отказалась выходить за старика, в тогда Арнаутка отколотила ее пряслицей… На другой день Тошка собрала свои пожитки, отнесла узелок к подруге и уже вечером перешла жить к Минчо.

Гости не знали, как она мучилась у тетки, но знали, что после ее ухода Арнаутка бегала по всему селу и чего только не наговаривала на Минчо, так что он даже грозил переломать ей ноги при первой же встрече.

— И откуда только она взялась, мерзавка этакая! — тихо проворчал Иван.

Он бы ее выгнал, но в такой день это никак неподобало.

— Подлая шлюха! — сказал дядя Продан, гневно косясь на Арнаутку и быстро затягиваясь цигаркой.

— Шпионка! — прошипел Димо. — Обо всем донесет Ганчовским…

Арнаутка же, хоть и повернулась к другим женщинам, одним ухом все-таки прислушивалась к словам Димо. Но вскоре она перестала его слушать, так как Станка Сарайдаркина принялась рассказывать о том, как Стефан Хычибырзов выгнал из дома свою молодайку.

— Да как схватит ее, черт, да как примется колотить! Уж он ее колотил, уж он ее колотил, пока она в руках у него не посинела… А за что? За то, что не хотела отдать ему свою землю… А вот я так не то что землю, я бы ему, подлецу этакому, и рваного царвула бы не отдала…

— Бить ее не били, это все сплетни — просто выгнали из дому бабенку, — тихо проговорила Кина.

— Нет, сватья, он ее бил! — возразила Станка, тараща глаза.

— Стефан в это дело не встревал, — спорила Кина. — Это Хычибырзовка сноху выгнала. «Мы, говорит, на одну только свадьбу твою пять тысяч истратили, а ты, говорит, ни клочка земли в приданое не принесла…»

— Так оно и было, правду говорит сватья Кина, — вмешалась Арнаутка. — Ждали, что помрет Крыстанчо, снохи Хычибырзовых батька, тогда достался бы им в наследство десяток декаров, а как предъявили вексель, да то, да другое, сохрани господи!.. И добро бы сам промотал, что имел, это бы ладно, а то ведь за Балю Мангова поручился. А Балю в трубу вылетел. Вот Крыстанчовым и пришлось за него раскошеливаться… А Хычибырзовка осталась при пиковом интересе…

— Боже, боже! — перекрестилась Станка. — Манговка в городе жила — блаженствовала, а другие за нее расплачивайся… Плохо белый свет устроен!

— Свет-то хорош, а вот люди плохи, — сказала Арнаутка, покачав головой. — Сынок Хычибырзовых затеял все порядки исправлять, деревенские дела налаживать, а жену выгнал… Уж раз человек в своем доме порядка навести не может, так ни на что он не годится…

Иван покраснел, словно его обожгли крапивой. Сын Хычибырзовых вмешивался во все общественные дела, ссорился с товарищами, критиковал все на свете, всюду хотел быть первым, но никакой работы никогда на себя не брал. Пытаясь прикрыть свои грехи, он только и норовил, как бы накинуться на кого-нибудь. Жена у него была хорошая, с живым умом женщина, она и домашнее хозяйство вела и мужу старалась помогать в работе. Стефан ли выгнал ее, или свекровь, это не имело большого значения. Но Арнаутка уже принялась про это болтать по-свойски, и слова ее попадают в цель. Завтра же будет звонить по селу: «Глядите, люди добрые, они жен своих выгоняют, в доме своем ничего наладить не могут, а берутся порядки менять…» И все это — вода на мельницу Ганчовских.

Иван хотел высказать свои мысли Димо, но тот наклонился в сторону дяди Продана и внимательно слушал его. От сельского выгона, от рисовых плантаций и прошлогодней засухи разговор перешел на выращивание аниса. Из всего села один лишь дядя Продан каждый год собирал урожай аниса. И в этом году собрал особенно хороший — у всех анис пропал, только у него уродился.

— Колдуешь ты, что ли, или какие особые способы знаешь, — пошутил Димо, — только доход у тебя верный, и всё тут…

— Вот оно где колдовство, — улыбнулся польщенный дядя Продан, постучав себя пальцем по голове.

— Я своему мужу говорила, — медленно и протяжно начала одна круглолицая женщина, облизывая губы после каждых двух-трех слов. — «Следи, говорю, когда сват Продан анис сеет; тогда и ты сей». А он мне говорит: «Да уж я и так следил, говорит, а все равно не родится, проклятый. Сват Продан, говорит, умеет и землю обработать и семена выбрать, а мы, говорит, какие мы землепашцы!»

Дядя Продан пригладил усы, чтобы скрыть довольную улыбку, и повторил с гордостью:

— Всякое дело мастера боится. Меня и Ганчо Хаджиолов спрашивал: «Как это, говорит, ты его сеешь, подлеца, что без ошибки урожай собираешь?» А я ему говорю: «Скажи, говорю, как ты каждый год собираешь урожай кукурузы, тогда и я тебе скажу».