Избранное - [29]

С ы н. Бюсты? Значит, там и девочки есть?

О т е ц. Есть… Какие девочки? Ну что за логика у этого мальчишки… Мне немного не повезло. Прихожу, подхожу к ослепительно-белой группе Лаокоона, а там, конечно, толпа, толкучка — экскурсии. Протискиваюсь. А на постаменте табличка: «Laocoonte — Calco in Gesso. Dello originate in Restauro»[25]. Да, мои дорогие.

Мать вскакивает и молча выбегает из комнаты.

(Дедушке.) Я, отец, дальше на таком уровне не могу…

Д е д у ш к а. Ты должен его увлечь. Нельзя же от него требовать, чтобы он сразу воспринимал Лессинга… Механизация и технизация уже сделали свое дело. Или ты думаешь, что это проходит бесследно? Но тебе действительно не повезло! Перелететь через Альпы и оказаться перед гипсовой копией, не увидеть оригинала. Calco in Gesso. Ох уж эти итальянцы. Народ певцов.

Сын смеется.

О т е ц. Ну чего ты опять смеешься?

С ы н. Не знаю.

О т е ц (дедушке). Видишь, им все кажется смешным. Когда они говорят «раздавить с чувихой бутылку», то все в порядке. Бедные копрофаги — «раздавить с чувихой бутылку в бунгало»… Гипсовая копия дает, конечно, представление о красоте оригинала. Однако красота, которой дышит оригинал, в копии как бы лишена божественной искры, которую художник вдохнул в оригинал.

С ы н. У нас, папа, тоже очень часто встречаются скульптуры из гипса. Герои, композиторы, святые, выдающиеся деятели, которые перегнули палку… Я видел даже руку из гипса.

О т е ц. Носишься по залам с утра до вечера, даже ноги болят. Красота бесконечная. И вдруг остановишься как вкопанный и не можешь сдвинуться с места.

С ы н. И много там этой красоты?

О т е ц (угрюмо). Много… Головы… императоры, философы, демагоги.

С ы н. Я слышал про Нерона.

О т е ц (угрюмо). Он слышал про Нерона. Нет, на таком уровне я больше не могу говорить. Не могу. Лучше иди гулять!

С ы н. Сократ был курносый.

О т е ц. Иди гулять! В кино. Или я пойду…

Мгновение все молчат.

Через открытую дверь отчетливо доносится голос матери.

М а т ь. Какой ты странный, Здисек, привередливый, сразу сердишься. Неужели ты не можешь собственному ребенку передать хоть немного той красоты, которой сам столько недель наслаждался в солнечной Италии?

С ы н. Колизей.

О т е ц (с интересом). Что Колизей?

С ы н. А-а-а, ничего…

Д е д у ш к а. У него добрые намерения.

М а т ь. Ты ведь можешь говорить немного популярнее.

О т е ц. Не могу.

М а т ь (слышен только ее голос). Не можешь, потому что не хочешь. В конце концов, если уж взялся рассказывать, мог бы постараться немного для собственного ребенка. Я тоже охотно послушаю.

О т е ц. Но ведь ты там ничего не слышишь…

М а т ь. Почему же, я немного слышала, только под конец потеряла нить…

Д е д у ш к а. Извините меня, я на минутку. (Выходит на цыпочках.)

О т е ц. Я не буду повторять все сначала.

Г о л о с  м а т е р и. Ты сказал, что видел копию из гипса. Но это, наверно, огромная разница.

О т е ц. Д-да, у меня в голове каша.

Г о л о с  м а т е р и. Каша? Но ведь только неделя, как ты вернулся.

С ы н. Но почему, папа, эта группа Лаокоона так прекрасна?

О т е ц (прогуливается по комнате). В ней, мой мальчик, заключена вся внутренняя гармония древнего грека. Древние люди гармонически развивали тело, ум и душу, и благодаря этому ими создано недостижимое для нас по своей форме искусство. Красота и истина стали там единством. Группа Лаокоона в чудесной гармонии оплетенного змеями человеческого тела даже страдание передает гармонически, с сохранением чувства меры… Я устал.

С ы н. А как же змеи?

О т е ц. Змеи?

С ы н. Змеи тоже жили в той чудесной внутренней гармонии, которую передают их сплетения?

О т е ц. Конечно.

С ы н (с энтузиазмом). Ave, Imperator, morituri te salutant![26]

О т е ц. Ты путаешь эпохи.

С ы н (пожимает плечами). Я просто так… (Поднимает вверх большой палец «движением Цезаря», потом опускает палец вниз.)

О т е ц. Что ты хочешь этим сказать?

С ы н. А-а-а, ничего…

О т е ц. О чем это я говорил… я потерял нить.

Входит  д е д у ш к а, незаметно поправляет брюки.

Д е д у ш к а. Министерская голова.

О т е ц. Что такое?

Д е д у ш к а. Ничего, ничего… (Садится.) Продолжай.

О т е ц (просматривает записную книжку). Голова у меня трещит.

М а т ь (входит в комнату). Все уже выкипело.

О т е ц. Мне пора.

М а т ь. Ты куда, Здислав?

О т е ц (заглядывая в записную книжку). В пятнадцать ноль три у меня кружок по эстетике, в шестнадцать пять заседание объединенного жюри конкурса на совместный памятник Текле Бондажевской-Барановской и Словацкому.

М а т ь. Когда вернешься?

О т е ц. Дай бог, чтобы вернулся! Поступило несколько сот тысяч проектов от любителей-художников и художников-любителей.

М а т ь. Если вернешься поздно, ужин будет в духовке или холодильнике.

Отец целует жену в лоб, сын целует отца, отец — дедушку в плечо и т. д. Отец уходит.

Д е д у ш к а. О чем вы говорили с отцом, пока меня не было?

Мать поправляет скатерть на столе, стряхивает пылинки, ставит розы в вазу. Цветы искусственные, но удивительно похожи на настоящие.

С ы н. О группе Лакона.

Д е д у ш к а. Не Лакона, а Лаокоона. Повтори за мной: Лаокоона.

С ы н. Лаокоона.

Мать поправляет розы.

Д е д у ш к а. Лаокоона.