Избранное - [30]

С ы н. Лаокоона.

М а т ь. Не буду вам больше мешать. (Перебирает розы.)

Д е д у ш к а (усаживается поудобнее). Ты не договорил.

С ы н. Папа видел только гипсовый слепок.

Д е д у ш к а. Calco in Gesso.

М а т ь. Бедный отец, снова нарвался на слепок.

Д е д у ш к а. Но ты мне расскажи, что ты узнал во время моего краткого отсутствия. Говори своими словами. Не повторяй оригинала…

М а т ь. Не буду вам мешать. (Выходит на цыпочках из комнаты.)

С ы н. Это величайшая скульптура мира, гармония и красота которой недостижимы.

Д е д у ш к а. Прекрасное — это гармония, которая возносит человечество к счастью человечества…

С ы н. Оригинал в ресторации. Dello Originale in Restauro.

Дедушка смеется.

Над чем ты смеешься, дедушка?

Д е д у ш к а (как будто немного испуган). Просто так, не знаю.

С ы н. Преисполненные гармонии змеи душат страдающего отца и двух сыновей. Именно в страданиях выражена душа грека. Она запечатлена в мраморе, но гипсовый слепок также обладает теми божественными пропорциями, которые были присущи древнему человеку, но которыми мы, современные люди, не обладаем.

Д е д у ш к а. Я всю жизнь хранил в себе красоту, и, поверь мне, пока я ее в себе чувствую, я не буду несчастным.

С ы н. А как она выглядит?

Д е д у ш к а. Кто она?!

С ы н. Красота, которая в тебе, дедушка.

Д е д у ш к а. Боже, какая алиенация! Снова начинай все от печки. Совершенная политехнизация. Видишь ли, бедный мальчик, это так, словно бы ты вынашивал — в переносном смысле, понятно, — группу Лаокоона, оригинал, разумеется. Это огромная ценность…

С ы н. И в отце тоже есть эта красота?

Д е д у ш к а. Есть, именно от меня переданная…

С ы н. И в маме?

Д е д у ш к а. А как же.

С ы н. А в пани Квятковской тоже есть гармония?

Д е д у ш к а. Это что за Квятковская?

С ы н. Наша соседка.

Д е д у ш к а. В ней тоже, хотя она и искалечена воспитанием, средой, жизненными условиями. Ведь в старой народной мудрости — «бытие определяет сознание», — как известно, есть и рациональное зерно…

С ы н. А во мне?

Д е д у ш к а. В тебе? Конечно.

С ы н. А-а-а…

Д е д у ш к а. Что — а-а-а?

С ы н. Во мне нет гармонии.

Д е д у ш к а. Что?

С ы н. Ничего.

Д е д у ш к а. Повтори.

С ы н. Я говорю, что во мне нет ни красоты, ни гармонии.

Д е д у ш к а. Есть, вот именно есть, хотя ты этого еще и не сознаешь.

С ы н. А я тебе, старина, говорю, что нет.

Д е д у ш к а. Есть.

С ы н. Нет.

Д е д у ш к а. Есть.

С ы н. Но я ведь лучше знаю, что есть и чего нет. Ведь ты, дедушка, не во мне сидишь, а в кресле.

Д е д у ш к а. Не валяй дурака!

С ы н. Ничего во мне нет, я ни во что не верю.

Д е д у ш к а. Не притворяйся, не надо.

С ы н. Не выношу людей, люблю машины, автомобили…

Д е д у ш к а. Не прикидывайся, перестань!

С ы н. Дедушка!

Д е д у ш к а. Что тебе?

С ы н. Ты меня, дедушка, доведешь до отчаяния. Я чувствую дыхание атомной смерти, вижу отблеск ядерного взрыва на наших лицах… Пусто, холодно… Красота… Гармония. Это не для нас.

Д е д у ш к а. Вот те на!

С ы н. Дедушке-то хорошо. Дедушка верит, что гармония есть. Дедушке хорошо…

Д е д у ш к а. Глупый ребенок! Если бы ты знал, что творится внутри у атомного дедушки. Все декламируют только о молодежи атомного века. Но никто не думает о стариках атомного века, о бабушках атомного века или о тетушках… За прекрасное ты должен бороться всегда и всюду. В себе, в окружающем мире, в коллеге, в вазе, книге, школе, столе, мебели, картине, тарелке, вилке, ложке, на экскурсии, в семейном кругу, в сейме…

С ы н. Дедушка! Я уже начинаю любить прекрасное.

Д е д у ш к а. Ты пошел в отца. Помни до конца жизни, что искусство — это знамя на башне человеческого труда. Никогда не позволяй вырвать у себя из души это знамя на башне человеческого труда! Пойду к себе и немножко вздремну… (Выходит.)

Перерыв.

По комнате ходит  м а т ь, поправляет цветы. Перелистывает «Пшекруй». Грызет сухое печенье. В комнату вбегает запыхавшаяся  п р и я т е л ь н и ц а. Целуются. Приятельница кладет на стол искусственные розы, завернутые в бумагу.

П р и я т е л ь н и ц а. Совсем забыла! (Подает матери цветы.) Это тебе.

М а т ь (разворачивает). Чудесные! Извини, я поставлю их в воду. Знаешь, это, пожалуй, для Здислава! Чудесно пахнут.

Целуются.

П р и я т е л ь н и ц а. Не ставь их в воду, не нужно.

М а т ь. Как живые. Надо всыпать в воду соли, подольше постоят. Просто трудно поверить, что они бумажные.

П р и я т е л ь н и ц а. Когда Здись вернулся?

М а т ь. В среду, не успел даже переодеться. Рассказывал, рассказывал, день и ночь. Сейчас он на жюри. Подожди, надо поставить их в воду.

П р и я т е л ь н и ц а. Они же бумажные.

М а т ь. Что ты говоришь! Совсем как настоящие.

П р и я т е л ь н и ц а. Ты загорела, чудесно выглядишь! А Здислав?

М а т ь. Ты тоже прекрасно выглядишь. Но что случилось? Ты так возбуждена.

П р и я т е л ь н и ц а. Разве это видно?

М а т ь. Ты вся дрожишь.

П р и я т е л ь н и ц а. Представь себе, вышли «Письма Спинозы».

М а т ь. Не может быть!

П р и я т е л ь н и ц а. Я читала в «Пшеглёнде культуральном».

М а т ь. В оригинале?

П р и я т е л ь н и ц а. В переводе, частично с латинского, частично с голландского… Я потрясена. Мы с Колготкой и Мацеем вырываем их друг у друга из рук.