Избранное - [21]

Шрифт
Интервал

Но у Совьяра тоже нет ответа, надежного, как мощеная дорога. По мощеной дороге можно смело идти куда хочешь, а его слова только заводят в тупик. Истинное воплощение безысходного несчастья, против которого даже чудо бессильно (оторванную ногу ведь не воротишь), Совьяр за долгие годы вынужденного безделья много передумал о жизни, о себе, о мщении. Иногда он готов был встать где-нибудь на площади и кричать, кидать камни в окна учреждений, фабрик и банков, в безнадежном отчаянии наброситься на сильных мира сего — для того только, чтобы хоть немного умерить в своей груди пожирающее пламя ненависти. Ненависть его не знала пределов, и, когда она захлестывала его, Совьяр выплевывал слова, будто сгустки ядовитой слюны, разжигая у мужиков гнев и решимость, но выхода все же не находил. Его речь была насыщена выражениями из «Пролетария», она пузырилась призывами из печатных резолюций, скроенных по шаблону и потому не оказывающих никакого воздействия, от ее пафоса отдавало свежей типографской краской, она была эхом добросовестно прочитанных, но плохо усвоенных статей, была слишком газетной.

Бунтарство Совьяра имело ярко выраженную субъективную подоплеку, держалось исключительно на личном несчастье, а это крайне шаткая основа для того, чтобы дать правильный ответ на вопросы, терзавшие беднейшую часть деревни.

— Предстоит серьезная схватка. Фарар задумал строить приходскую школу.

— Да не строить он хочет… ему бы только свою власть показать, покомандовать. Что ему, старой мало? — вмешался Юро Карабка. — И в этой-то ничего не делают, только молятся…

— Ты говори, да знай меру, — попытался урезонить его рассудительный Павол Гущава. — В таком сарае, как наша старая школа, дети только здоровье теряют. Старая школа никуда не годится. Но тут другой вопрос. Почему школа обязательно должна быть церковной? Пускай строит государство!

— Верно! А то на прихожан опять такие налоги навалят, что хребет сломится. Зато фарару будет чем хвастать…

— Это он всех подстрекает… даже в церкви агитацию ведет.

— А нотар помогает. На днях мой дядя ходил к нему с какой-то бумагой, так нотар спрашивает: «А вы, Адам, за новую школу или против?» Дядя возьми да ответь: «За новую, пан нотар, за новую, только чтоб нам за нее платить не пришлось!» Нотар до того разозлился, что и бумагу не подписал. Завтра, говорит, приходите, а самого назавтра дома не было.

— Церковный совет еще не собирался?

— Нет…

— Они покамест людей прощупывают…

— А когда соберутся, — немного погодя предложил Совьяр, — давайте испортим им всю музыку. Выгоним их из фары[8]. Пока не успели вынести решение…

Это было что-то новое, доселе неслыханное. В этом предложении скрывалась захватывающая тайна реального действия, в нем было что-то залихватское, что всегда так притягивает людей…

И к тому же: авантюра как средство для достижения цели!..

— Нам, конечно, тоже надо вести агитацию, объяснять людям… И не такое уж это трудное дело, ведь на карту поставлены тысячные средства! — поддержал Павол Гущава. — Большинство пойдет за нами.

Но у Винцо Совьяра было совсем другое на уме. Его нервы, истрепанные войной и безнадежным пессимизмом, вытекающим из сознания собственной беспомощности, требовали иных методов — как можно рискованнее; предложение Павла, разумеется, не могло его удовлетворить.

— Нечего и думать звонить об этом по всей деревне! Сами все провернем.

— Мало вас! — снова раздался трезвый голос Павла.

— Вполне достаточно! — горячо возразил Совьяр и, намекая на то, что Павлу тут не место, добавил: — Может, даже больше, чем надо! Как показывает опыт революционного движения, один сто́ящий парень такое может сделать, что потом о нем легенды будут слагать, даже если имя его останется неизвестным.

Совьяр явно путал революционное движение с индивидуальным террором и анархизмом, который был ему ближе всего, и, хотя необычностью своей позиции он привлек на свою сторону Юро Карабку и еще кое-кого, Павла ему убедить не удалось.

— Зря все это… без людей, думаю, ничего не выйдет, по крайней мере ничего путного. Ну, выгонишь церковников из фары сегодня, они соберутся завтра и все-таки настоят на своем. Что можно сделать в одиночку или вдвоем, втроем?.. Скажи!

Совьяр не нашелся что ответить. В душе он верил в свою правоту, но убедить других не умел. Он свое сказал, а если Павол Гущава не согласен, следовательно, он — противник, убеждать которого равносильно пустой трате времени.

Юро Карабка напряженно прислушивался к спору. Этого парнишку, у которого из головы еще не выветрились воспоминания об азартных мальчишеских играх, где так много значили фантазия и риск, идея Совьяра захватила и обволокла, словно тучи остроконечную вершину. Она сулила действие, которое всколыхнуло бы стоячее деревенское болото; это мог быть какой-то зачин, исход которого непредсказуем, но чем неопределеннее он представляется, тем слышнее в нем трубный голос славы.

И теперь, когда вопрос Павла поставил Совьяра в тупик, Юро Карабка пришел в волнение, вспомнив, что у него есть ответ Павлу. Он содержался в книжке по истории здешнего края, написанной очень занимательно, хотя и небезупречной по части правописания. Автор, один из немногих местных патриотов, не столько следовал правде исторических документов, сколько излагал разные забавные случаи с большой долей вымысла; но от этого книга становилась еще интереснее, и многие зачитывались ею до глубокой ночи.


Рекомендуем почитать
Песни сирены

Главная героиня романа ожидает утверждения в новой высокой должности – председателя областного комитета по образованию. Вполне предсказуемо её пытаются шантажировать. Когда Алла узнаёт, что полузабытый пикантный эпизод из давнего прошлого грозит крахом её карьеры, она решается открыть любимому мужчине секрет, подвергающий риску их отношения. Терзаясь сомнениями и муками ревности, Александр всё же спешит ей на помощь, ещё не зная, к чему это приведёт. Проза Вениамина Агеева – для тех, кто любит погружаться в исследование природы чувств и событий.


Севастопология

Героиня романа мечтала в детстве о профессии «распутницы узлов». Повзрослев, она стала писательницей, альтер эго автора, и её творческий метод – запутать читателя в петли новаторского стиля, ведущего в лабиринты смыслов и позволяющие читателю самостоятельно и подсознательно обежать все речевые ходы. Очень скоро замечаешь, что этот сбивчивый клубок эпизодов, мыслей и чувств, в котором дочь своей матери через запятую превращается в мать своего сына, полуостров Крым своими очертаниями налагается на Швейцарию, ласкаясь с нею кончиками мысов, а политические превращения оборачиваются в блюда воображаемого ресторана Russkost, – самый адекватный способ рассказать о севастопольском детстве нынешней сотрудницы Цюрихского университета. В десять лет – в 90-е годы – родители увезли её в Германию из Крыма, где стало невыносимо тяжело, но увезли из счастливого дворового детства, тоска по которому не проходит. Татьяна Хофман не называет предмет напрямую, а проводит несколько касательных к невидимой окружности.


Такая работа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мертвые собаки

В своём произведении автор исследует экономические, политические, религиозные и философские предпосылки, предшествующие Чернобыльской катастрофе и описывает самые суровые дни ликвидации её последствий. Автор утверждает, что именно взрыв на Чернобыльской АЭС потряс до основания некогда могучую империю и тем привёл к её разрушению. В романе описывается психология простых людей, которые ценою своих жизней отстояли жизнь на нашей планете. В своих исследованиях автору удалось заглянуть за границы жизни и разума, и он с присущим ему чувством юмора пишет о действительно ужаснейших вещах.


Заметки с выставки

В своей чердачной студии в Пензансе умирает больная маниакальной депрессией художница Рэйчел Келли. После смерти, вместе с ее  гениальными картинами, остается ее темное прошлое, которое хранит секреты, на разгадку которых потребуются месяцы. Вся семья собирается вместе и каждый ищет ответы, размышляют о жизни, сформированной загадочной Рэйчел — как творца, жены и матери — и о неоднозначном наследии, которое она оставляет им, о таланте, мучениях и любви. Каждая глава начинается с заметок из воображаемой посмертной выставки работ Рэйчел.


Шестой Ангел. Полет к мечте. Исполнение желаний

Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…