Избранник - [15]
— Стекло в глазу?
Отец медленно кивнул:
— Да. На самом краю зрачка.
— И они его вынули?
— Доктор Снайдмен его вынул. Мне сказали, что он сотворил чудо.
Но мой отец не выглядел так, словно чудо уже произошло. Он сидел на краешке моей кровати растерянный и подавленный.
— И теперь глаз в порядке?
— Ну конечно, он в порядке. Почему бы это ему не быть в порядке?
— Нет, он не в порядке. Расскажи мне все.
— Да нечего рассказывать! Они говорят, что все в порядке!
— Аба[18], расскажи мне, в чем там дело?
Он посмотрел на меня и вздохнул. Потом разразился кашлем — глубоким, раздирающим кашлем, который сотрясал его хрупкое тело. Он достал платок из кармана, прижал к губам и кашлял долго-долго. Я, сжавшись, смотрел на него с кровати. Наконец кашель прекратился. Он вздохнул и улыбнулся мне. Это была его обычная улыбка — теплая улыбка, которая приподымала уголки его губ и освещала все лицо.
— Ах, Рувим, Рувим, — сказал он, улыбаясь и качая головой. — Никогда-то мне ничего не удавалось от тебя скрывать…
Я замер.
— Я всегда мечтал, чтобы мой сын был умным мальчиком. Что ж, ты умный мальчик. Я расскажу тебе все, что они мне рассказали. Глаз в порядке. Все отлично. Через несколько дней с тебя снимут повязку и отправят домой.
— Всего через несколько дней?
— Да.
— Так что ж ты так беспокоишься? Это же чудесно!
— Рувим, глаз должен зажить.
А это время по проходу к кровати Билли подошел человек. Это был светлый блондин ближе к сорока, и по чертам его лица я сразу догадался, что это отец Билли. Он сел на край кровати, Билли повернул к нему лицо и приподнялся. Отец нежно поцеловал сына в лоб. Они о чем-то тихо заговорили.
Я снова перевел взгляд на отца.
— Ну конечно, он должен зажить, — сказал я.
— Они сделали маленький надрез на краешке зрачка — он-то и должен зажить.
Я уставился на отца.
— Шрам, — сказал я медленно. — На зрачке может остаться шрам.
Я почувствовал, как холодею от страха.
Мой отец заморгал, и я увидел, как его глаза за металлической оправой начали увлажняться.
— Доктор Снайдмен рассказал мне, что у него был подобный случай в прошлом году и рубцовой ткани не осталось, глаз зажил нормально. Он настроен оптимистично.
— Но он не уверен.
— Нет. Он не уверен.
Я взглянул на Билли. Они с отцом о чем-то тихо и серьезно говорили. Отец трепал сына по щеке. Я повернул голову в другую сторону. Мистер Саво, кажется, спал.
— Рабби Сендерс звонил мне сегодня дважды и еще — вчера вечером.
— Рабби Сендерс?
— Да. Он хотел узнать, как у тебя дела. И сказал мне, что его сын ужасно сожалеет о случившемся.
— Сомневаюсь, — бросил я.
Мой отец коротко взглянул на меня и подался вперед на кровати. Потом начал было что-то говорить, но его слова потонули в резком кашле. Он прижал платок к губам и стал кашлять в него. Кашель длился долго, а я лежал и смотрел на него. Когда наконец кашель прекратился, отец снял очки и протер глаза. Потом снова надел их и сделал глубокий вдох.
— Я подцепил простуду, — извинился он. — Вчера в аудитории очень дуло, я сказал служителю, но он отвечал, что все в порядке. Вот я и простыл. В июне! Только твой отец может умудриться простыть в июне.
— Совсем ты о себе не думаешь, аба.
— Я о моем бейсболисте все время думаю…
Он улыбнулся.
— Я-то переживаю, как бы ты не угодил под такси или под трамвай. А ты вот угодил под бейсбольный мяч.
— Я ненавижу Дэнни Сендерса. Из-за него ты заболел.
— Я заболел из-за Дэнни Сендерса? Это каким же образом?
— Он нарочно целил в меня мячом. Он нарочно в меня попал, аба! А теперь ты заболел от беспокойства.
Отец изумленно посмотрел на меня:
— Он нарочно в тебя попал?
— Видел бы ты, как он лупит! Чуть не убил Шварци. Он сказал, что его команда убьет нас, апикойрсим.
— Апикойрсим?
— Они превратили игру в войну!
— Я ничего не понимаю. По телефону рабби Сендерс сказал, что его сын очень сожалеет о случившемся.
— Сожалеет! Сомневаюсь я, что он сожалеет! Если он о чем сожалеет — так это о том, что не прикончил меня на месте!
Отец впился в меня взглядом, его глаза сузились. Я увидел, как изумленное выражение медленно покидает его лицо.
— Мне не нравится, когда ты говоришь подобным образом, — сказал он жестко.
— Но это правда, аба!
— Ты спрашивал у него, было ли это нарочно?
— Нет.
— Как же ты можешь произносить что-то подобное, если не уверен? Ты говоришь ужасные вещи.
Он с трудом сдерживал свой гнев.
— Это выглядело так, словно нарочно.
— Разве все всегда является тем, чем кажется? С каких это пор, Рувим?
Я молчал.
— Я не хочу больше слышать от тебя что-то подобное в адрес сына рабби Сендерса.
— Да, аба.
— А теперь — смотри, что я тебе принес.
Он развернул газету, и я увидел, что в свертке наше переносное радио.
— То, что ты попал в больницу, еще не значит, что ты должен отгородиться от всего мира. Рим падет со дня на день. И ходят слухи о скорой высадке в Европе. Не забывай о внешнем мире.
— Мне ведь надо еще уроки делать. Я не хочу отстать от класса, аба.
— Никаких уроков, никаких книг, никаких газет. Тебе нельзя читать.
— Совсем нельзя читать?
— Совсем. Вот я и принес тебе радио. Важные вещи сейчас происходят, Рувим, и радио — это благословение Божие.
Он поставил приемник на ночной столик. Радио объединяет мир, часто говорил он. А все, что объединяет мир, было для него благословенным.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Эта книга повествует о двух самых ужасных неделях в жизни Рони Левина — семнадцатилетнего сына американской пары. Ирми, его отец — агент израильских спецслужб, часто разъезжающий с секретными миссиями; Нинетта, его мать — красивая, талантливая женщина. А наш герой молод и просто наслаждается жизнью. Однажды он возвращается домой с костюмированной вечеринки, переодетый в женщину, и получает странные угрозы от незнакомца, который ошибочно принимает его за Нинетту. Эта загадочная встреча становится отправной точкой в запутанной истории, которая, как выяснится, касается не только матери и ее любовной связи на стороне, но и опасного заговора.
Роман известной американской писательницы Белвы Плейн «Бессмертник», несомненно, можно назвать старой, доброй семейной сагой. Эта яркая, увлекательная книга повествует о жизни главной героини Анны с рождения до глубокой старости. Автор то погружает читателя в сюжет, делая его практически действующим лицом, то отдаляет, заставляя взглянуть на события со стороны. На долю героини выпало много испытаний: несчастная любовь; замужество, которое так и не принесло ей женского счастья; рождение дочери не от мужа; смерть сына, а потом и внука.
Борис Штерн и Павел Амнуэль, Мария Галина и Хольм ван Зайчик, Г. Л. Олди и Даниэль Клугер… Современные писатели-фантасты, живущие в России и за ее пределами, предстают в этом сборнике как авторы еврейской фантастики.Четырнадцать писателей. Двенадцать рассказов. Двенадцать путешествий в еврейскую мистику, еврейскую историю и еврейский фольклор.Да уж, любит путешествовать этот народ. География странствий у них — от райского сада до параллельных миров. На этом фантастическом пути им повсеместно встречаются бесы, соблюдающие субботу, дибуки, вселяющиеся в сварливых жен, огненные ангелы, охраняющие Святая Святых от любопытных глаз.
Действие романа разворачивается в древнем польском городе Сандомеже, жемчужине архитектуры, не тронутой даже войной, где под развалинами старой крепости обнаружены обескровленный труп и вблизи него — нож для кошерного убоя скота. Как легенды прошлого и непростая история послевоенных польско-еврейских отношений связаны с этим убийством? Есть ли в этих легендах доля правды? В этом предстоит разобраться герою книги прокурору Теодору Щацкому.За серию романов с этим героем Зигмунт Милошевский (р. 1976) удостоен премии «Большого калибра», учрежденной Сообществом любителей детективов и Польским институтом книги.