Из Парижа в Кадис - [6]

Что касается Маке, моего друга и сотрудника, которого Вы знаете меньше, сударыня, то Маке, будучи, вероятно, человеком, работающим больше всех на свете, если не считать меня, мало бывает на людях, мало себя показывает, мало говорит; это строгий и в то же время яркий ум, которому знание древних языков добавило учености, не наносящей ущерба его самобытности. У него невероятно сильная воля, и если, поддаваясь первому порыву, он инстинктивно проявляет какие-то чувства, то сразу же, будто стыдясь того, что ему кажется слабостью, недостойной мужчины, он загоняет их в темницу своего сердца, словно учитель, поймавший бедных маленьких прогульщиков и с плеткой в руках безжалостно водворяющий их в класс.

Этот стоицизм придает ему нечто вроде нравственной и физической несгибаемости, которая наряду с преувеличенными представлениями о верности входит в число двух его единственных недостатков — никаких других я у него не знаю. К тому же он привычен ко всем физическим упражнениям и незаменим в любых обстоятельствах, где надо обладать упорством, хладнокровием и мужеством.

Что мне сказать Вам о моем сыне, которого Вы так настойчиво балуете, что если бы он не называл Вас своей сестрой, ему бы следовало называть Вас своей матерью? Александр появился на свет в тот сумеречный час, когда день уже кончился, а ночь еще не наступила; отсюда это соединение противоположностей, образующее его странную личность, — он соткан из света и тени: ленив и деятелен, ненасытен и умерен в еде, расточителен и бережлив, подозрителен и легковерен. Он пресыщен и чистосердечен, беспечен и предан, сдержан на язык и может дать волю рукам; он изо всех сил издевается надо мной и любит меня всем сердцем и, наконец, в любую минуту готов украсть у меня шкатулку с деньгами, как Валер, и биться за меня, как Сид.

При этом он обладает блистательным остроумием, таким безудержным, увлекательным и беспрестанным, какого мне никогда не приходилось слышать из уст юноши двадцати одного года; оно подобно плохо скрытому пламени и проявляется ежеминутно: когда он погружен в мечтательность и когда возбужден, когда все вокруг спокойно и когда наступает опасность, когда он улыбается и когда плачет. К тому же он твердо держится в седле, достаточно хорошо владеет шпагой, ружьем и пистолетом, а также превосходным образом танцует все танцы, какие вошли в моду во Франции с тех пор, как почил англез и угас гавот. Время от времени мы ссоримся, и тогда, как блудный сын, он забирает свою часть имения и покидает отчий дом; в тот же день я покупаю тельца и начинаю его откармливать, пребывая в уверенности, что не пройдет и месяца, как сын мой вернется съесть свою долю. Правда, злые языки утверждают, что именно из-за тельца он и возвращается, а вовсе не ради меня, но я-то знаю, как к этому надо относиться.

Теперь перейдем к Полю. Поскольку Вы хотите не только следить по карте за нашим путешествием, но еще и мысленно видеть нас там, где мы будем и какими мы будем, то необходимо, чтобы я Вам описал Поля. Это личность особенная, сударыня, и заслуживает отдельного рассказа. Начнем с того, что Поля зовут не Поль, а Пьер; хотя нет, я ошибся: его зовут не Пьер, а Росный Ладан; этими тремя именами называют одного и того же чернокожего, абиссинца по происхождению и космополита по призванию.

Как эта капля благовоний появилась на склоне Сымен-ских гор, между берегами озера Дембеа и истоками Голубой реки? Об этом он и сам вряд ли бы мог рассказать, а следовательно, и я Вам этого не скажу. Известно лишь, что однажды утром некий путешествующий джентльмен, который прибыл из Индии, перебравшись через Аденский залив, поднялся вверх по реке Аназо, проехал через Эмфрас и Гондар и увидел в этом последнем городе юного Росного Ладана; мальчик ему приглянулся, и он купил его за бутылку рома. Росный Ладан последовал за своим хозяином и в течение трех дней оплакивал разлуку с отцом, матерью и домом; потом перемена обстановки начала его отвлекать и заставила забыть свое горе, так что через неделю, то есть к тому времени, когда они добрались до истоков реки Рахад, он уже почти утешился.

Англичанин спустился по реке Рахад до Абу-Харада, где она впадает в Голубую реку, а затем до Хальфы, где Голубая река впадает в Бахр-эль-Абьяд; два месяца спустя они уже были в Каире. Росный Ладан оставался у англичанина шесть лет. За эти шесть лет он объехал Италию и немного освоил итальянский; Францию — и немного заговорил по-французски; Испанию — и немного выучил испанский; Англию — и немного стал изъясняться по-английски. Росному Ладану очень нравилась эта кочевая жизнь, напоминавшая жизнь его предков — царей-пастухов. Так что он никогда не покинул бы своего англичанина, зато англичанин его покинул.

Путешествующий джентльмен повидал все — Европу, Азию, Африку, Америку и даже Новую Зеландию; больше ему в этом мире делать было нечего, и он решил посетить мир иной. Однажды утром он не позвонил в привычное время; Росный Ладан вошел к нему в спальню и увидел, что англичанин повесился на шнурке от звонка. Этим объяснялось, почему он не позвонил.