Из Парижа в Кадис - [41]

Три дня назад было решено, что мы начнем наши экскурсии с посещения Эскориала; соответственно Дебароль тотчас был послан найти какой-нибудь экипаж, способный доставить нас в любимый замок Филиппа II. Едва мы успели закончить свои сборы, как Дебароль вернулся. Бросив на него беглый взгляд, каждый мог убедиться, что жибюс на нем наклонен вперед; такое положение его шляпа принимала в знак триумфа.

«Карета внизу!» — объявил он, забирая свой карабин. «Как, уже?» — «Да». — «Запряжена?» — «Еще бы, черт побери!» — «Вот это да! Дебароль, только вам такое удается!» — «Да, я такой!» — заявил Дебароль и, опершись на свой карабин, застыл в позе, наилучшим образом дающей возможность оценить все достоинства его фигуры.

Мы спустились. Действительно, как и сказал Дебароль, внизу стояла карета, запряженная четырьмя мулами. Это была берлина с желтым кузовом и зеленым верхом. Такое сочетание зеленого и желтого должно было испугать колориста, но справедливости ради надо отметить, что даже Буланже почти не обратил внимания на эту подробность. Зато он заметил, что кузов кареты слишком узкий и вряд ли в нем поместятся восемь человек.

Жиро и Дебароль стали предлагать немыслимые варианты — один предлагал удерживать равновесие, сидя на оглобле, другой — стоя на подножке. Я подал идею пойти за вторым экипажем, который стал бы филиалом первого. Мое предложение приняли единогласно, и Дебаролю было поручено отыскать еще одну карету; однако его просили поторопиться, так как время шло, был уже час дня, а кучер потребовал семь часов на то, чтобы преодолеть расстояние в семь льё, отделяющее Мадрид от Эскориала.

По-моему, я уже говорил Вам, сударыня, что в Испании льё на треть больше, чем во Франции; то же самое и с часами. Таким образом, когда говорят о семи льё — это означает десять льё, а когда говорят о семи часах — это десять часов. Прошло минут пятьдесят после ухода Деба-роля, и Ашар, стоявший у окна, в изумлении вскрикнул.

«Что там такое?» — хором поинтересовались мы. «Послушайте, господа, — промолвил он, — вы видели немало карет, вы видели берлины, кабриолеты, коляски, ландо, американки, тильбюри, рыдваны, шарабаны, фургоны, галеры; вы полагаете, что вам известны все типы паровозов, бороздящих земную поверхность. Ведь так? Помните, как господин Ласепед считал, что он знает все виды жаб, пока наш друг Анфантен не обнаружил жабу нового вида. Так вот, вам предстоит перенести то же унижение, что и господину Ласепеду: я только что обнаружил новый вид экипажа; подойдите скорей, посмотрите! Вот он едет по улице Майор, вот он движется в нашу сторону, проезжает под нашими окнами; подойдите же, господа, быстрее, быстрее!»

Мы подбежали к оконным проемам, выглянули на площадь Алькала и улицу Майор и в самом деле заметили, что какое-то несчастное четвероногое животное, чья худоба была скрыта под множеством помпонов, колокольчиков и бубенчиков, составляющих убранство всякой испанской лошади, рысцой везет в нашу сторону фантастическую карету, какую не приходилось видеть никому из нас, даже Жиро и мне, хотя мы видели калесеро Флоренции, калес-сино Мессины и корриколо Неаполя.

Это был странного вида экипаж на двух огромных колесах, окрашенных, так же как оглобли, в пылающий ярко-красный цвет. Кузов нежно-голубого цвета весь был разрисован бледно-зеленой листвой: она вилась лозами, распускалась кистями и ниспадала, усыпанная цветами. Все эти листья, кисти и цветы населяли мириады птиц всевозможных расцветок: они пели, целовались, порхали и увивались вокруг помещенного в центре великолепного лилового попугая, который махал крыльями и при этом поедал апельсин. Внутри карета была обтянута одной из тех тканей в стиле помпадур, какие во Франции можно найти теперь только у Гансберга или у г-жи Бланден; однако эта ткань, изготовленная одновременно с этим немыслимым экипажем, вся расползлась, сияла заплатами и была кое-как починена в соответствии со вкусом своего владельца. Она была украшена бахромой, стеклярусом, галунами и побрякушками, словно куртка фигляра времен Империи. В Париже такая карета несомненно была бы продана за большие деньги какому-нибудь азартному старьевщику.

К общему великому изумлению, этот экипаж остановился перед нашей дверью и из него вылез Дебароль. Мы разразились безумным хохотом. Неужели эта карета предназначена для нас? Дебароль вошел со словами: «Вот то, что вы просили». Итак, она действительно предназначалась нам! Мы кинулись на шею Дебаролю и едва не задушили его в объятиях. Он, словно великий триумфатор во время воздаваемых ему почестей, оставался невозмутим и хладнокровен. У него не было сомнений в величии сделанной им находки.

Тотчас же стали выяснять, кому будет предоставлена честь ехать в дебаролье. Поскольку названия этот предмет не имел, ему дали имя его первооткрывателя. Однако Ашар стал возражать против этого, ссылаясь на то, что именно он первый увидел его в окне. На это ему было сказано, что несправедливость, допущенная Америго Вес-пуччи по отношению к Христофору Колумбу, слишком велика, чтобы подобное повторилось, да еще в Испании.