Из Парижа в Кадис - [34]

При виде их бык догадался о том, что произойдет, и, пятясь, прижался к барьеру. В ту же секунду лающая свора промчалась через всю арену, и битва началась. Встретившись с новыми противниками, бык вновь обрел всю свою мощь; словно мужество, покинувшее его, когда он сражался с людьми, вернулось к нему перед лицом его естественных врагов. Что касается собак, то это были породистые псы — доги и бульдоги; один из них наверняка родился в Лондоне: он был самый маленький и самый злобный из всех. Он напомнил мне бедного Милорда, о котором Вы наслышаны, сударыня, и об удивительных приключениях которого в Италии Вы читали в «Сперона-ре» и «Корриколо».

Для меня это зрелище было не новым, хотя один из актеров сменился. Часто в наших прекрасных лесах Ком-пьеня, Виллер-Котре и Орлеана я видел кабана, когда он, прижавшись к скале или к стволу дерева, противостоял целой своре, покрывавшей землю на десять шагов вокруг него, точно живой и пестрый ковер. Время от времени какой-нибудь из этих отважных бойцов взмывал вверх на десять — двенадцать футов, подброшенный страшным рылом, два-три раза переворачивался в воздухе и падал окровавленный, с распоротым животом и выпадающими внутренностями.

Так же обстояло дело и в этом новом сражении: одна из собак была отброшена с арены прямо к зрителям; другая, кинутая почти вертикально, упала на барьер и сломала при падении хребет. Остальных бык топтал копытами, но они снова становились на ноги. Две вцепились ему в уши, третья, самая маленькая, — в морду, четвертая наскакивала на него сзади.

Сломленный страшной болью, бык вдруг дико замычал, а затем попытался убежать от нее, но она преследовала его, становясь все более сильной. Его приподнятая голова напоминала голову какого-то безобразного животного, ибо первые три собаки не отпускали свою добычу, равно как и четвертая, и эти странные наросты, казалось, составляли одно целое с ней. Дважды он обежал так арену, потом кинулся направо, затем налево, лягался, катался по земле, прыгал — все было бесполезно: железные челюсти собак не разомкнулись, и побежденный бык замер, опустил голову и наклонился вперед, опустившись на колени.

Раздались приветственные крики: «Браво, собаки!» — как кричали до этого «Браво, бык!» или «Браво, Кучарес!».

Чудо подошел со своим клинком; бык, отданный собакам, не заслуживает ни шпаги матадора, ни раны между плеч. Только отважным быкам смертельный удар наносят спереди; только тех, кто способен убить, убивают; остальных умервщляют сбоку, и клинок им вонзают из-за спины.

Чуло подошел к быку и трижды вонзил лезвие ему в бок. На третий раз он попал ему в сердце, и бык упал. Наступила очередь качетеро выполнить свою обязанность. Он приблизился и сделал свое дело. Хозяевам предстояло оторвать собак от бездыханного врага — они все еще не отпускали его.

Знаете ли Вы, сударыня, как происходит это действие, каким своего рода гомеопатическим способом заставляют бульдога раскрыть челюсть? Нет ничего проще — его кусают в хвост.

Однажды я чуть было не снискал благодаря этому триумф. Я ехал в кабриолете по улице Святой Анны и вынужден был остановиться, так как дорогу мне преградило огромное скопление народа. По улице в сопровождении львиной собачки и слуги прогуливалась старая маркиза; вдруг откуда-то выскочил бульдог небольшого роста, но с железными челюстями, кинулся на несчастную львиную собачку и вцепился в мясистую часть ее зада. Собачка взвыла, маркиза закричала, слуга разразился проклятиями, а публика — вынужден сказать это, сударыня, к стыду обитателей улицы Святой Анны, — принялась хохотать.

Самые сострадательные души попытались разнять собак, но безуспешно, и это привело маркизу в отчаяние. Я решил сыграть роль античного бога, используя кабриолет вместо театральной машины. Я оперся на откинутый кожаный фартук кабриолета и взял ситуацию в свои руки. «Принесите мне сюда обоих животных!» — заявил я. «О сударь! Спасите мою собаку!» — воскликнула маркиза, умоляюще складывая руки. «Сделаю что смогу, сударыня!» — скромно ответил я.

Ко мне подтащили сцепившуюся парочку. Поскольку я никоим образом не был знаком с этим бульдогом и, следовательно, не состоял с ним в дружеских отношениях, я обернул ему хвост своим платком и через платок резко укусил его.

Львиная собачка отпала, как спелый фрукт, свалилась на землю и помчалась к своей хозяйке, в то время как бульдог, извиваясь от боли, с налитыми кровью глазами и широко раскрытой пастью, попытался вцепиться в какую-нибудь часть моей персоны.

Однако я прекрасно знаю, как отделываться от бульдогов: этому ремеслу меня обучил Милорд. Я кинул пса на десять шагов от себя и громко скомандовал кучеру: «В Институт!» — «Ах, вот оно что! — воскликнула старая дама. — Нет никакого чуда в том, что этот господин так учен: он академик!»

Три дня спустя старая маркиза, узнав мою настоящую профессию и мой адрес, предложила мне свою руку и свое сердце. Женившись на ней, я был бы сегодня вдовцом и обладателем ренты в пятьсот пятьдесят тысяч франков. Так что женитесь, молодые люди!

Разрешите мне после того, как я высказал это нравоучение, попрощаться с Вами, сударыня! Корриды — это зрелище, смотреть которое никогда не может наскучить, так что целую неделю я бывал на всех корридах, проходивших в Мадриде. Но видеть и слышать — это не одно и то же, и я боюсь, что мой рассказ и так уже слишком затянулся. Тем более что я вынужден буду вернуться к этой теме, поскольку предстоят королевские корриды, а они, как я Вам уже имел честь объяснять, проходят совсем иначе, нежели обычные.