Из огня да в полымя - [32]

— Зачем она тебе, Джон?! — Всхлипывала женщина, умоляюще глядя на мужа, — Она… Она не твоя дочь!

— Я знаю! — Лицо графа покраснело от страшного гнева и откровенной ненависти, — Но за то, что ты сделала, я её тебе не отдам. Твоя дочь уже признана моей наследницей, и я не допущу позора!

— Ради этого ты разлучаешь дочь с матерью?! — Её голос срывался от бессильной ярости, — Ради того, — Ради того, чтобы избежать позора?!

— Ты — мой позор! — Рявкнул он, но женщина даже не вздрогнула, — Ты — низкопробная девка, а я ведь верил тебе все эти годы! Любил! Пошла прочь отсюда. Мне противно на тебя смотреть.

Женщина пыталась унять учащенно бьющееся сердце. Она хорошо относилась к мужу, но поняла, что отныне ненавидит его больше, чем кого бы то ни было.

— Тварь. Как я жалею, что стала твоей женой. — Выплюнула она, и глаза её сверкнули фосфорическим огоньком, — Ты ещё поплатишься за это. Обещаю тебе… дорогой.

* * *

В прекрасной богатой гостиной было непривычно тихо. Ни одна живая душа не посетила эту комнату сегодня кроме графини, которая сейчас стояла у окна. Безукоризненно аккуратная, ухоженная, надушенная и величавая красавица невидяще смотрела в окно. Уже третий день она пленница в собственном доме, пока муж носится с разводом. Её посадили под стражу, запретив выходить за пределы своих покоев и этой примыкающей к ним гостиной или видеться с кем-либо, кроме слуг.

Марии оставалось лишь молча ожидать своей участи, то есть публичного позора и расставания с дочерью. Её тонкий бледный профиль чётко вырисовывался в дневном свете окна, алые губы дрожали, а прекрасные голубые глаза были полны невыплаканных слёз.

«Позорный столб я как-нибудь сумею пережить, — теребя батистовый платок, думала женщина, — Но как я буду без моего ангела, моей доченьки?! Неужели я её действительно больше не увижу…»

Вдруг сзади послышался громкий треск. Вздрогнув от неожиданности, графиня обернулась… и вцепилась в подоконник, чтобы не упасть: из проёма, каким-то чудом образовавшемся в камине, вылезло нечто маленькое и чумазое. Отряхнувшись от сажи, неожиданный маленький гость дёрнул за одному ему ведомый рычаг и обернулся, эффектно взмахнув чудесными рыжими, как пламя, волосами.

— Катриона! — Радостно ахнула осчастливленная мать, протягивая дрожащие руки к улыбающемуся ребёнку.

Поймав девочку на подлёте, Мария счастливо закружила её.

— Моё счастье!..

— Мамочка! — Хихикнула девчушка, норовя вернуться в вертикальное положение.

Опустив дочь на пол, графиня присела на корточки, чтобы лучше видеть её и, мягко гладя ладонью пухленькую розовую щёчку ребёнка, взволнованно смотрела ей в глаза.

— Как ты здесь оказалась? Здесь есть тайный ход?

Малышка кивнула с немного коварной ухмылкой.

— Я весь наш дворец облазила. Здесь таких полно. — Пожала плечами девчушка.

С секунду графиня непонимающе смотрела на неё, а затем улыбнулась.

— Ишь непоседа! — Тихо рассмеялась она.

Девочка довольно улыбнулась в ответ, но в следующую секунду улыбка пропала с её личика.

— Мама, почему тебя здесь заперли? — Всхлипнула Катриона, обвив руками шею матери.

Женщина с горечью закусила губу, отведя взгляд.

— Понимаешь, доченька… — она не знала, как бы помягче объяснить ей всё, — Я сильно провинилась перед твоим… хм… отцом. Ситуация сложилась так, что мы, скорее всего, больше не увидимся. Я сделаю всё, чтобы это было не так, но я мало что могу.

— Но… но почему? — Девочка испуганно отпрянула.

— Я не могу тебе пока объяснить всего, — женщина бессильно развела руками, — Однажды тебе объяснят, ты поймёшь, но не сейчас. Моя девочка должна быть сильной. И если даже я не смогу быть рядом с тобой, то я всегда буду в твоей душе, в твоём сердце. Всегда, слышишь?

Катриона не совсем понимала смысл её слов, но они почему-то огненной печатью ложились на душу, каждое слово. Девочка с печалью и недоумением смотрела в глаза матери, когда двери вдруг резко распахнулись.

В комнату вбежали несколько грозных вооружённых мужчин. Они остановились совсем рядом, вытянувшись струной.

— Госпожа графиня, вы арестованы по обвинению в супружеской неверности и предстанете перед судом. Прошу вас следовать за нами для разбора дела. — Сухим, безжизненным голосом произнёс один из них.

— Мама… — Изумлённо протянула девочка, — Вы что, расстаётесь с папой? Он тебя больше не любит?

— Да, можно и так сказать, — грустно улыбнулась графиня, — Прощай, дорогая. Береги себя, моё сокровище… — с этими словами она обняла дочь так крепко, словно хотела задушить, а затем так резко отстранилась, словно с кровью отдирала от себя часть своей души. Мутный взгляд графини стал каким-то неживым, а сама она, пошатываясь от душевной боли и головокружения, кое-как вышла из комнаты, оставив позади своего растерянного и до глубины души огорчённого ангела с бессильными слезами, обжигающими детские щёчки.

* * *

Крики боли и звук хлёстких ударов доносились с улицы даже до девочки, запертой в комнате. Катриона сидела на полу под окном, испуганно сжавшись в комочек, жмурясь, закрывая уши руками, обливаясь бессильными слезами и дёргаясь, словно в припадке падучей, от каждого удара и крика.