Из огня да в полымя - [33]

Глава 4

Катриона (Бриана).

Я умею чувствовать боль других людей как свою — и физическую, и моральную. Так как многим из встречаемых мною людей было плохо, поэтому постоянно было плохо и мне. Но первую НАСТОЯЩУЮ боль я испытала именно тогда, сжимаясь у окошка и зная, что я абсолютно ничем не могу помочь своей маме, человеку, чья жизнь и счастье мне намного дороже собственного. С этого момента я возненавидела чувство бессилия и впредь всегда боролась с ним. Но что бы ни делал человек, он всегда бессилен перед своей судьбой.

Мне ничего не объясняли. Как, зачем, почему мама вдруг исчезла — на все эти вопросы окружающие упорно молчали, словно сговорившись. Даже папа, всегда такой отзывчивый ко мне, промолчал и, более того, стал ко мне гораздо более холоден. Нет, он никогда не переставал заботиться обо мне, давал всё, что я пожелаю и даже больше, вот только было в этом что-то механическое, словно забота обо мне не проявление любви, а слепое выполнение долга. Тем не менее, он стал единственным близким человеком в моём насильно замкнутом мирке, и я держалась за папу, как за соломинку утопающий.

Лишь когда мне исполнилось пятнадцать, отец соизволил отрывисто ответить на один из моих вопросов, касаемо мамы.

— Она сбежала с другим мужчиной, — отведя взгляд, довольно твёрдо произнёс он, — Она бросила нас, Катриона. Ни ты, ни я никогда не были дороги ей. Это подлая женщина, не способная быть ни хорошей женой, ни матерью…

Пазлы картинки сложились… да, я знала что позорным столбом наказывают так же и неверных жён, но не хотела, отказывалась в это верить… однако всё вокруг переубеждало меня.

Помню, я тогда проплакала весь день, запершись в своих покоях. Слёзы без остановки текли по лицу, а боль в груди всё не утихала, потому что сквозь пелену слёз, куда бы ни шла, я всегда видела лучистые глаза мамы, которую, скорее всего, больше никогда не увижу. Неужели, она и вправду бросила нас по своей воле?

Родители — самое важное в мире ребёнка. Скорее всего, именно исчезновение мамы и постоянные разъезды папы подтолкнули меня стать той, кем я являюсь. Хотя, быть может, это было предначертано судьбой…

Однажды, во время одной из прогулок, когда мне удалось сбежать от сопровождающих, я наткнулась на лечебницу, где пытались лечить умирающих, эпидемии, душевно больных. От меня всегда скрывали всё, что могло бы меня ужаснуть, потому лишь в тот день, когда секли маму, я усомнилась в том, что мир идеален. А когда увидела всё это… остатки детской веры рассыпались в прах. В основном те люди были нищими и неимущими, потому, увидев богато одетую девушку, пытались знаками попросить о помощи. У меня болело сердце от их отчаянных взглядов, вида, завываний, я не могла сдвинуться с места — мне было безумно, до боли жаль их всех, будто их страдания стали моими. Кажется, я плакала…

Жуткое чувство — бессилие. Самое, самое жуткое. Всегда проще, когда можешь что-то исправить…

— Хочешь им помочь? — Вкрадчивый голос сзади заставил вздрогнуть.

Обернувшись, увидела стоящую чуть позади женщину, чьё лицо было скрыто глубоким капюшоном плаща.

— Конечно, — сквозь слёзы кивнула я, — Но я не могу.

— Можешь, — уверенно возразила странная незнакомка. — Но что ты отдашь взамен?

Я не вполне понимала её странные речи, но, взглянув на больного жуткой болезнью ребёнка ответила, скорее, своим мыслям:

— Всё, что угодно.

— Хорошо. — Удовлетворённо отозвалась женщина. — Да будет так. Не забывай своего слова. И помни — с того момента, как сбудется твоё желание, ты служишь тьме.

Я, конечно, не восприняла тогда всерьёз её слова. А следовало бы!..

* * *

Тьма ночи — моя стихия. Время ведьм.

Всполохи звёзд на небосклоне загадочно подмигивают, будто знают все тайны мира, холодно светит полная луна, щедро орошая землю своей серебряной печалью. Как же я люблю это неповторимое чувство — будто ты становишься невесомее пуха, гонимого порывом ветра… полёт.

— СТОЙ!!! ВСЁ РАВНО ВЕДЬ ПОЙМАЕМ!!! — Истошно орали снизу, портя мне отдых.

Ну вот, так всегда. Бегают, плюются во все стороны, орут и сотрясают воздух пустыми словами — вот вам портрет начинающих инквизиторов. И ладно бы хоть что-то умели, кроме как попусту болтать!.. Слава Богу, в наших краях только такие в последнее время и водятся, ибо если здесь был бы круг настоящих, вышколенных и жестоких инквизиторов — осталось бы от меня и моей наставницы лишь кучка пепла. Хотя, конечно, наставница у меня сильная. Но всё же радует, что состоявшиеся инквизиторы к нам не заглядывают…

…Тот случай в лечебнице навсегда изменил мою жизнь. Ну, начнём с того, что я, сама того не ведая, отдала за спасение тех людей… частичку своей души. А это, кстати сказать, сделало меня начинающей ведьмой — служительницей дьявола и так далее и тому подобное. Ну, так считают люди. На самом деле, дьяволу мы не поклоняемся, кровавые жертвы не приносим… ну, по крайней мере, не часто, и не человеческие. Всего-то колдуем. И пакостим изредка. Но не потому, что так надо, а потому, что люди нас ненавидят и портят нам жизнь, даже если мы им помогаем. Душу продают только Приобретённые, я же — Отшельница. Так называют Врождённых, чья сила вдвое больше Верховных, и которая, в отличие от силы последних, просыпается ещё в раннем детстве. И которым доступны тайные знания, немыслимые заклинания. Только такие, как я, могут жить без клана, но даже таким нужен наставник. И у меня наставница была. Леди Анна, с которой я сбежала, когда меня заподозрили в колдовстве.