Мне больно — значит, я жива,
И, значит, всё ещё дышу.
Пускай в душе моей зима —
Я никому не расскажу.
Мне больно — значит, сердце есть,
И, значит, есть чему болеть.
Всем тем, кто мучил, одна месть:
Я всё смогу преодолеть.
Крутанувшись вокруг себя и игриво взмахнув пышными юбками, эрра Вайолет Хайдсток (или просто Вайли, как звали её домашние) капризно надула розовые губки и тут же удовлетворённо улыбнулась себе любимой. Отражение в зеркале в полный рост показывало красивую, словно фарфоровая статуэтка, нежную блондинку с томным взглядом ярко-голубых глаз… и где-то на заднем фоне, совсем не вписываясь, маячила я. С тем самым невольным ироничным выражением на не столь совершенных чертах, которое мама называла “природной шалопаистостью”. Подобный сценарий повторялся каждые полчаса, поэтому я точно знала, какой вопрос сейчас прозвучит.
— Как я выгляжу? — Невесомыми касаниями поправляя высокую причёску, спросила эрра, пока я безуспешно пыталась подавить зевок.
Черт возьми, меня уже раздражает предсказуемость. Казалось бы, посреди всех треволнений, обрушившихся на мою семью, подобное вообще никак не должно волновать, но… нервы, что тут скажешь. Я в последнее время то сверхчувствительна, как беременная с токсикозом, то не в самый подходящий момент впадаю в прострацию.
— Превосходно! — Заученно отозвалась, выдав преувеличенно широкую улыбку. — Эррт Рохан снова упадёт к вашим ногам.
“Так же, как к ногам всех девушек чуть симпатичнее обезьяны” — добавила про себя.
Однако внутреннее чувство справедливости вдруг зашевелилось в спячке и нашептало, что я лгу самой себе: старший сын графа Рохана был предметом многих девичьих грёз, известным повесой, но благородные эрры и простые алли сами летели к нему, как мотыльки на огонь.
И я…
Мотнув головой, отогнала лишние мысли и воспоминания, позволяя искреннему и взаимному отвращению сожрать глас разума и честности. Сожрало, к слову, даже не подавившись.
— А платье? Мне кажется, тут катастрофически не хватает кружев. — Вайли прикладывала к платью различные кружева, которые были явно лишними, потому что наряд сам по себе был слегка аляповатым и приторным — она в нём походила на пироженку с туго перетянутой талией и крыльями-опахалами ресниц. Эрра вообще обожала перебарщивать в одежде с пышностью юбок, с оборками, кружевами, бантиками и прочей ерундой, которая хороша не всегда и в меру. Этот “детский” стиль портил её красоту, а ведь она при желании и хотя бы толике фаннтазии могла бы перевоплотиться в роковую красавицу, каковой себя считала, или в нежную, но обладающую вкусом фиалку, но в итоге так и оставалась пироженкой, несмотря на поразтельно стройную фигурку. Однако это не моё дело, моё дело — улыбаться и кивать, что являлось единственным способом спокойно сосуществовать с Вайли столько времени.
К счастью, в этот раз мне не пришлось переступать через свои эстетические чувства, так как эрре Пироженке мой ответ был явно не нужен. Про себя я иногда её так называла, с изрядной долей сарказма, но всё же надеясь, что никогда не назову её так вслух, иначе это наикапризнейшее кондитерское изделие совсем неэлегантно скушает мой мозг. Или уволит, ведь я, Алиенора Гренвилл, дочь богатого буржуа, теперь являюсь её гувернанткой, и моя семья, к сожалению, ныне полностью зависима от получаемого мною жалования.
Спросите, как я, воспитанная и образованная лучше многих высокопоставленных эрр эсса, к тому же обладающая каким-никаким магическим даром и имеющая красные дипломы магического лицея и Иператорской Академии магии, докатилась до жизни такой? Отвечу излюбленной отмазкой всех поштрафившихся: жизнь — сложная штука. Или просто таинственно промолчу. Хотя бы потому, что несмотря на все нюансы, связанные с моей “рабской” кровью, то есть с моими предками со стороны матери, если бы кто-нибудь полгода назад сказал мне, что мы с семьёй окажемся в таком положении, я бы только рассмеялась ему в лицо…
— Нора? — Видимо, уже не в первый раз возмутилась моей задумчивости княжна. — В каких облаках ты витаешь? Пришей эти кружева вот сюда и сюда, справься у дворецкого, не приходил ли мой жених и принеси в сад кофе со сливками. — раздав указания, гордо удалилась, шурша юбками и оставив тяжёлый шлейф сладкого цветочного аромата духов.
Я кисло поморщилась. Вот хоть убейте, не понимаю, что могло охламона Рохарда-младшего привлечь в девушке, для которой не существовало ничего, кроме тряпок и собственного сиятельного “я”. Принято считать, что ловеласы вроде него как раз и ведутся на подобную мишуру, но меня всё же подтачивал червячок сомнения. Он мерзкая сволочь, для которого всё в этом мире продаётся и покупается, но не дурак. Конечно, их магическая помолвка заключена волей их отцов, но ведь он сказал, что любит её… и всегда так бережен с ней… прохладно-вежлив, но бережен, словно она была хрупким стеклянным цветком, и словно каждый её взгляд имел какой-то особый смысл… Или мне только казалось?
Ведь мои чувства для него всегда были пустым звуком…
Чёрт, да какое мне теперь дело?!
Отвесив себе мысленную оплеуху, злясь на себя, я достала нитки, подобрала нужные, и, сделав один аккуратный стежок, с помощью магии отправила кружева пришиваться самостоятельно. У меня всегда неплохо получались такие трюки, что немудренно, ибо я маг-бытовик. Да, отнюдь не самый внушительный дар, почти не котирующийся на рынке невест, но всё же лучше, чем ничего, и я его развила до совершенства. Теперь он спасал меня, так как слуг в нашем немаленьком поместье пришлось распустить.
