Настя, Настася, Настенька… она была многим знакома в своём селе, в Рогатине. Дочь священника. Милая, весёлая девочка, с золотыми, поначалу, волосами, большими, искрящимися зелёными глазками, переливчатыми, словно воды родных земель, и мелкими детскими веснушками на аккуратненьком носике. Она на всё и на всех смотрела с доброй шуткой.
Жили, как говориться, не тужили особо – привычный, счастливый славянский быт и детство, её детство, наполненное запахами нетронутых лесов, зелёных, поросших высокой травою лугов, вспашенных полей и звука церковных колоколов.
И сколько лет, сколько зим провела в сеем счастии – неведомо. В холодные зимние ночи грела тёплая печка и мамины объятия.
– А что страшнее урагана, мама? – тихим голоском спросила девчушка, сжавшись в калачик, – Мне подружки сказывали про ужас какой-то… мол, появляется неоткуда, исчезает в никуда, лишь смерти и пожарища за собой неся… ей богу, толи сказка, толи нечисть какая, толи ветер неведомый…
Испуганно смотрела на мать, ища ответа.
Та, горько вздохнула, поплотнее укутывая дочь в одеяло.
– То татары, дитё моё, – ответила она, – давно уж не наведывались, слава Богу! Благословен Господь! О, не знать бы и впредь от них тех печалей!
Девочка испугалась, но мама её успокоила. Всё хорошо…
Село жило своей жизнью, словно отдельно от других. А годы текли, так быстро, как песок сквозь пальцы…
И вот ей уже шестнадцать.
Мать охала и с каждым днём всё больше суетилась: мол, пора б и замуж, девица на выданье!
В претендентах недостатка не было. Все хорошего положения, не бедные, не богачи, приятной внешности и так далее… но Насте хотелось ещё немного побыть свободной, весёлой. Незнающим забот ребёнком… Ведь забот у замужней славянки много: работать, убирать по дому, готовить, терпеть превосходство мужика, а главное, нарожать не меньше пятерых детей и вырастить их.
Всё это жило для неё в далёком будущем.
– Мам, пойми, дело не в нём, я… – Начала было она, прогуливаясь с матерью по тропинке к церкви.
– Да понятно, что не в нём, – разгорячилась та, укоризненно поглядывая на дочь, – это же ты отказываешься выходить замуж! И это уже который случай… тебе шестнадцать лет, ты уже почти женщина (по старым меркам)!
Настя тяжело вздохнула. Нет, наверно, этот разговор бесполезен.
– Ты меня не слышишь… – тихо подытожила она.
Откуда-то со стороны раздался крик… нет, даже вопль, полный ужаса и отчаяния.
Из-за кустов выпрыгнула Нина, её подруга, вся всклоченная, словно лошадь на дыбах, с искривлённым от страха лицом.
– Там… там! – Промямлила она, дрожа, как в судороге.
– Что? – Помертвев, спросила мама.
Настася застыла, как соляной столб. Что случилось?!
Нина едва дышала, захлёбываясь слезами в конвульсиях.
– Там татары! Настя… твой отец… его…
– Что с ним? – Хором воскликнула она и мама.
Видимо, не в силах сказать ни слова, Нина, в немом ужасе указала на дома рядом с церковью. Огонь был так высок, как деревья…
Ужас, боль, стоны, крики, в душе – пустота невосполнимая, безнадёжная, как смерть…
Чья-то холодная, мягкая рука схватила её за запястье и потащила куда-то. Было слышно лишь:
– В лес! Быстрее, быстрее!..
И побежали сломя голову вдаль, не разбирая дороги – всё знакомо…
Хотелось проснуться и понять, что всё происходящее – лишь кошмар. Но это не сон. Позади слышался незнакомый, противный говор, крики, лязг, топот копыт, чуялся удушливый запах гари…
Тут кто-то резко и грубо остановил на бегу, ухватив за волосы.
На неё смотрел, хищно скалясь, татарин.
Не выдержав, Настя плюнула прямо в его мерзкую рожу.
Татарин в ярости так хлестнул её по лицу, что если бы он всё ещё не держал её, словно в тисках, она бы опрокинулась навзничь.
Второй, так же схватил её маму и… вонзил в неё саблю по самую рукоять.
Дикий вопль эхом прошёлся по старому лесу.
– МАМА!!!
В глазах помутнело. Этого не может быть… Невозможно! Всё было так хорошо ещё час назад!..
Мир померк в холодной, беспросветной тьме, из которой, казалось бы, нет возврата…
