Из огня да в полымя - [30]

Произнеся это, ведунья встала и, слегка кивнув на прощание, удалилась, оставив мать новорождённой захлёбываться слезами и тревогами.

* * *

Погода была невыносимо жаркой, большинство людей пытались оголиться настолько, что это было почти неприлично, потому что иначе и дышать в такую жару было трудно.

Везде был слышен шум множества разговоров и ног, люди торопились под прохладную сень крыши. И вдруг весь этот гомон разрезал громкий детский смех.

По узким затхлым улочкам городка резвой ланью бежало маленькое розовощекое чудо — шестилетняя дочь и наследница графа, Катриона, которую многие знали в лицо. Девочка юрко обходила все препятствия и неслась куда-то вперёд быстрее ветра, заливисто хохоча. За ней опрометью неслись две перепуганные женщины.

— Куда же вы, госпожа?! — Вопили служанки, пытаясь догнать девочку. Но куда там!

Завернув за поворот, она словно испарилась. Потоптавшись несколько минут, служанки начали охать и вздыхать:

— Эх, пропали мы, ей богу, пропали…

А маленькая проказница вовсю бежала к речке, что за городом. Ей порядком надоели следующие за ней повсюду няньки. Подобно всем детям мня себя взрослой, она считала, что они уже давно ей не нужны.

Чуть переведя дыхание, девчушка остановилась у какого-то высокого дома и осмотрелась. Она уже сейчас хорошо ориентировалась практически во всём графстве.

Сообразив примерно, где находится, Катриона хотела было побежать дальше, как вдруг совсем рядом с ней сильно всколыхнулась высокая трава. Девочка испуганно отскочила, посмотрев в ту сторону полными страха ясными голубыми глазами.

Однако вместо ожидаемого чудовища из травы выполз… котёнок. Совсем маленький кроха. Девочка очень любила котят и поэтому немного неуверенно подошла к животному.

Котёнок сначала шарахнулся от неё, но потом, поняв, видимо, что вреда она ему не причинит, застыл. Катриона, присев на корточки, стала внимательно разглядывать кроху.

Он был белый, как снег, с такими же голубыми глазами, как у неё. Грязный, болезненный, он жалобно мяукал — у него было почему-то сильно изранено ушко. Очевидно, ему было очень больно…

Будучи единственным ребёнком в семье, наследницей огромного состояния, Катриона была избалованной и даже немного эгоистичной девочкой. Все её хвалили, баловали, любили, холили и лелеяли, словно фамильную драгоценность. Она не знала таких понятий, как беда или боль — только в книжках читала, и то лишь изредка. Но сейчас, при взгляде на это хилое полуживое существо с жалобными, полными боли глазками, её детское сердечко отчего-то забилось чаще, даря новое, непонятное тёплое чувство — сострадание.

— Бедненький, — всхлипнула девочка, разглядывая котёнка, — Чем же я могу тебе помочь?

Взять с собой она его не могла — тут же выкинули бы, слишком больной. Но девочке ещё никогда не хотелось так сильно кому-то помочь.

Из-за угла послышался топот бегущих ног и знакомые голоса нянь. Вздохнув, девочка поднялась и, бросив печальный взгляд на котёнка, протянула к нему маленькую, пухлую розовую ручку, аккуратно погладив ею по белоснежной головке, отчего кроха замурлыкал.

— Увы, я ничем тебе помочь не смогу, — оправдываясь, вздохнула Катриона, — Пусть Бог тебя не оставит.

Девочка хотела было повернуться и уйти навстречу своим мучительницам, как вдруг шокировано упала прямо в придорожную грязь и пыль: ранка котёнка как по волшебству затянулась на её глазах! Даже для детей, верящих в чудеса, увидеть такое наяву необычно…

— Госпожа, вот вы где! Что это с вами? — Подбежав, загалдели няньки.

Поднимаясь, девчушка лишь отмахнулась от них, изумлённо глядя вслед вспугнутому их появлением котёнку…

Так впервые проявил себя её дар.

* * *

В графском замке.

Граф Джон Уайт только что вернулся с продолжительной охоты, на которую его позвали другие именитые вельможи, и предпочёл, чтобы о его прибытий домой не кричали громко. Наскоро позавтракав, граф пошёл к жене и дочери. Поднявшись к покоям Марии хотел было уже отворить дверь, как вдруг услышал незнакомый мужской голос. Учитывая то, что была уже ночь, было весьма подозрительно наличие постороннего мужчины в покоях графини, поэтому её супруг невольно прислушался.

Полуоткрытая на террасу дверь пропускала лёгкий тёплый ветер, из-за которого танцевало пламя, колыхались занавески и прекрасные шелковистые волосы графини, распущенные, что было неприлично для замужней дамы в присутствии посторонних. К тому же, из одежды на ней была только шёлковая сорочка и наскоро накинутый атласный халат. Взгляд её, обращённый на незнакомца, был преисполнен такой явной, искренней любви, что одного этого было бы достаточно, чтобы обвинить её в неверности.

Мужчине, которому она так влюблённо улыбалась, было чуть больше тридцати лет. Черноволосый, кареглазый, с мужественной фигурой и обаятельной улыбкой, он представлял собой иллюстрацию типичного повесы. Однако вопреки этому его взгляд тоже был полон любви и не лгал.

Оба были задумчивы и несколько понуры.

— Почему ты не хочешь развестись? — В который раз спросил он, — Может, не веришь, что я искренне хочу видеть тебя моей супругой, а свою дочь — наследницей?

— Нам попросту не дадут развода, — графиня грустно покачала головой, — Ты знаешь, что бракоразводные процессы ныне весьма трудны, расточительны и болезненны, к тому же, должны иметь неоспоримую причину — супружеская неверность. Если в таковой уличат меня, то и нашу девочку, и меня саму навсегда заклеймят и высекут на позорном столбе… ты знаешь, сейчас такое не прощают. И жаль, что мне не хватает сил просто закончить наши отношения.